На сцену вышла стройная девушка и, двигаясь в такт энергичной музыке, стала кружиться вокруг блестящего шеста. Её гибкое тело было плотно укутано в тяжёлый чёрный бархат.
– Вот на эту посмотрите, Геннадий Иванович! – Чеботарёв причмокнул от удовольствия. – Какая фигура! И танцевать умеет по-настоящему, не то что большинство мокрощёлок, которыми переполнены клубы. Нет, у меня девицы со знанием дела подобраны. Вы смотрите, сами поймёте.
Воронин наклонился к Чеботарёву и негромко проговорил:
– Слушай, Кочерга, ответь мне на один очень серьёзный вопрос.
– Что за вопрос?
– Кто из ваших надумал завалить Гуся?
И без того огромные глаза Чеботарёва совсем вылезли из орбит.
– Кого? Гуся? То есть Гусинского? – уточнил он.
Воронин кивнул. Хозяин клуба выразительно сглотнул.
– Геннадий Иванович, вы что? В натуре? Кто это вам такое говно слил? Да кому это нужно-то?
– А разве нет?
Митя надулся и отрицательно покачал огромной головой.
Он считался одной из влиятельных фигур в солнцевской криминальной группировке. Материалы, которые имелись на него в СБП, были столь серьёзны, что перед Чеботарёвым, выражаясь его собственным языком, «маячил червонец строгача», поэтому завербовать Кочергу не составило особого труда. Источник он был надёжный, хотя некоторые вещи рассказывал с откровенным страхом: не дай бог о его контактах со спецслужбой прознали бы «свои». Скорее всего, он не дожил бы даже до утра. Воронин встречался с ним редко, но открыто. Для приятелей Кочерги он был одним из сотрудников правительственного аппарата, которого Чеботарёв «прикармливал» для пользы своего бизнеса.
– Ты же понимаешь, что это вопрос серьёзный. – Воронин говорил настолько тихо, что уже в полуметре от их столика ничего не было слышно из-за громкой музыки и гула посетителей.
– У нас нет интереса. – Кочерга жадно отхлебнул из своего стакана. Он не умел пить мелкими глотками – всегда вливал в себя спиртное, будь то водка, будь то изысканное вино.
– Ты не спеши, Митя, – внушительно сказал Геннадий. – Не знаешь сегодня, может, что-то проклюнется завтра. У вас свой интерес, а у кого-то – свой…
– Никто Гусинского не заказывал. Если бы что-то было – хотя бы слушок покатил, – я бы знал. Мимо меня такие дела не проходят, я всегда в курсе… Нет, ничего такого…
– Добро. Будем считать, что тема закрыта на сегодня. Но ты держи уши востро. Если что по этому вопросу возникнет – немедленно выходи со мной на связь.
– У меня нет резона что-то скрывать от вас, Геннадий Иванович. Я свой интерес знаю.
Танцовщица на сцене неторопливо распускала бархат, постепенно обнажая прекрасное тело. Её движения были отточены до мелочей, она открывала то ноги, то спину, то живот, затем вновь укутывалась в плотную ткань, чтобы через несколько секунд опять оголить упругие мышцы бёдер. Наконец она позволила бархату сползти до талии, эффектно выставив напоказ крепкие полушария грудей.
– И вправду хороша, – заметил Воронин.
– Что? Ах, вы про неё. Да, Анька, блин, знает своё дело… – Кочерга откинулся на стуле и расстегнул рубаху на груди. Его расплывшееся тело начинало обильно потеть в духоте бара. – Я вам, Геннадий Иванович, твёрдо говорю, что ничего такого, что вас интересует, нет…
Танцовщица на сцене сбросила с себя бархат, и зал восторженно взревел, увидев пленительную наготу. И в ту же секунду движения стриптизёрши изменились. Она словно забыла об изяществе, начала мелко вибрировать, трясти грудями, выбрасывать бёдра вперёд, словно пытаясь напугать своей открытостью собравшихся в зале мужчин. Вал аплодисментов приветствовал её новый танец.
К столику, где сидели Воронин и Чеботарёв, приблизилась, вихляя задом, другая девица. Из одежды на ней были только усыпанные блёстками бикини.
– Настюха! – Чеботарёв хлопнул её по ягодицам. – Станцуй-ка для моего друга. Покажи себя.
Настюха прищурилась, изображая лицом нечто вроде экстаза, и шагнула к Воронину. Тот ухмыльнулся и покачал головой.
– Геннадий Иванович, вы расслабьтесь, – наклонился к нему Чеботарёв. – Никто вам «аморалку» не пришьёт.
Это заведение – целиком моё… Вы посмотрите на эту тёлку, оцените её сиськи. Хотите – пощупайте, вам можно… Другим нельзя, а вы – особый гость. Хочу, чтобы вы удовольствие получили.
– Ты гостеприимством не дави, не дави, Митя. У тебя – одни привычки, у меня – другие.
– А вы, Геннадий Иванович, не ведите себя, как це-лочка, а то у людей вопросы возникнут: кто это такой, почему от бабы шарахается.
– А ты им скажи, что я голубой. – Воронин улыбнулся. – Очень голубой, но очень нужный чиновник… Всё, красавица, – он легонько подтолкнул девицу, предлагая ей отойти, – отчаливай. Мне пора…
– Так и уйдёте, не посидев по-людски? Воронин выпил рюмку водки и встал.
– Всё, Митя, будь здоров. Кочерга повернулся к Насте и поманил её толстыми, как сарделька, пальцами. Притянув девушку к себе за резинку трусиков, он долго смотрел ей в глаза.
– Ну что, звездочка, только обкуренные и обколотые, что ли, на тебя клюют? Нормального мужика не можешь зацепить? А ведь это очень нужный человек. – Чеботарёв обнял её за ляжку и жирно поцеловал. – Вроде всё при тебе… Валяй, работай, будоражь кобелей…
* * *
Гусинский протянул Смелякову папку.
– Вот ксерокопии израильских документов Березовского.
– Очень хорошо, Владимир Александрович. Будем считать это серьёзным закреплением наших добрых отношений.
Они сидели на втором этаже одного из новоарбатских кафе. За окном кишела, как муравейник, улица.
– Виктор Андреевич, мне нужна встреча с Коржаковым. Помогите мне в этом.
– Опять вы старую песню, – недовольно свёл брови Смеляков.
– Мне нужно переговорить с Александром Васильевичем! – с нетерпеливостью пылкого влюблённого воскликнул банкир. – Хотя бы по телефону.
– Владимир Александрович, вы уже целый месяц находитесь в Москве. Неужели вы не убедились, что вас никто не преследует? Живите себе спокойно. Зачем вам тревожить Коржакова? У него же работы – выше головы.
– Я должен поговорить с ним. Меня очень беспокоит положение Ельцина. Его рейтинг катастрофически падает с каждым днём.
– Вы полагаете, что Коржаков сумеет поднять рейтинг президента? – Виктор скептически улыбнулся.
– Сейчас не время шутить, – нервно постукивая пальцами по столу, проговорил Гусинский. – Всё складывается очень серьёзно. Нужны срочные меры. Нужны денежные вливания в агитационную кампанию. Иначе всё рухнет. У вас рухнет, у меня рухнет, у всех рухнет. А я не хочу, чтобы моё дело превратилось в пыль… Я должен встретиться с Коржаковым, мне нужно сблизиться с Ельциным. Поймите, я говорю открыто, честно! Время закулисных разговоров ушло!
