– Ясно. Когда надо быть? – спросила Улита.
– Завтра в полночь. Арею сама приглашение передашь, сладкая
моя, или соизволишь меня пиночком к нему сопроводить? Под самые под огненные
очи-с? – ехидненько поинтересовался Тухломон.
– Сама. Только тебя там не хватало. Стой здесь и жди.
Улита скрылась в кабинете, прикрыв за собой дверь. Через
пару минут из кабинета вышел Арей и остановился посреди приемной – тучный,
сопящий. Глубокий шрам расчерчивал его смуглое лицо, разделяя его на две
неравные половины.
– С каких это пор Лигул, чтобы позвать нас к Вильгельму,
посылает Тухломона? У Вильгельма что, курьеров нет? – спросил Арей недовольно.
– Так уж случилось. Они вдвоем позвали. Сообща-с. Когда я
прибыл, Вильгельм был у Лигула в гостях. Сидели, в лаве парились. Хотели
курьера послать, но я вызвался. Курьеры, думаю, тоже духи подневольные! Их
надобно жалеть по доброте сердечной, – кланяясь, ответил Тухломон.
Говорил он приниженно и льстиво, однако его зоркие мигающие
глазки буквально впиявились в переносицу Арея: так и ловили любую
неосторожность. Мечник протянул руку и, взяв Тухломона за пластилиновое ухо,
подтянул к себе. Не поднимись Тухломон на цыпочки, его ухо осталось бы у Арея в
пальцах.
– Это ты-то жалеешь? Ой, не ври! Небось вынюхиваешь для
Лигула? Хочешь и тут и там – везде успеть? – брезгливо спросил Арей.
– Вот уж нет-с! – оскорбился Тухломон. – Я к вам всей
душой-с… Ай! За что?
– Пергаменты сдал, штамп получил, пребывание продлил? Вот и
славно. Теперь топай отсюда!.. Улита, меч!
– Зачем меч? Не надо меча! Как я понимаю, это такой изящный
намек-с, что мне пора уходить? Дядя Тухломон как раз собирался сказать, что он
очень спешит!.. Лигулу-то передать чего? Нет? Ну и не надо, не надо! Я просто
так спросил… – засуетился комиссионер.
Трусливо озираясь, Тухломон поспешно потащился к дверям, на
ходу подклеивая надорванное ухо.
– Стоять! – неожиданно приказал ему Арей.
Комиссионер остановился, тревожно переступая на ломких
пластилиновых ножках.
– Повернись!
Тухломон грустно повернулся.
– Комиссионер, вспомни: Лигул говорил тебе о шкатулках?
Только прежде чем сейчас соврать, подумай, стоит ли эта ложь того, чтобы стать
твоей последней ложью, – угрожающе произнес Арей.
Тухломону явно стало не по себе. Он неторопливо достал
красный в горошек платок, развернул его и промокнул платком свой лоб тем
деловитым движением, которым хозяйка сметает крошки с кухонного стола.
– Э-э… ну… Было что-то такое. Краем уха-с, – невнятно
промямлил комиссионер.
– Умница! Если бы ты соврал – отправился бы в Тартар. Я в
силах сделать так, чтобы ты десять веков не смог вселиться ни в одно самое
жалкое пластилиновое тело. И никакой Лигул мне не помешает.
– Это я знаю-с. Вы можете-с, – уныло кивнул Тухломон.
– Отлично. Если ты такой многознающий, тогда еще вопрос:
шкатулку уже нашли? У кого она?
Тухломон верноподданнически выпучил глазки.
– Не могу знать-с! Сие тайна, покрытая мраком-с!
– В самом деле? Какая досада! Улита, так ты несешь меч?
Тухломон задрожал. Он уже сообразил, что, сказав «А»,
придется сказать и «Б». Иначе в промежутке запросто можно оказаться в Тартаре
навечно.
– Не надо-с меча! Я вспомнил-с. Всего шкатулок, в которых
это может оказаться, две. Шкатулки – точные близнецы-с. Первая у лопухоида по
имени Антон Огурцов. Это наши уже разнюхали.
– Лопухоид догадывается, что в ней?
– Как можно? Лопухоиды – оне совсем дураки-с. Откуда ему
знать о потайном дне? – хихикнул Тухломон.
Арей чуть наклонил голову и негромко повторил «Антон
Огурцов». В лице у него ничего не изменилось. Мефодий готов был поклясться,
что, едва услышав имя, он уже знал об этом лопухоиде все. От первого крика до
последнего вздоха.
– А у кого вторая? – быстро спросил Арей.
– Со второй шкатулкой сложнее-с. Она постоянно меняет
местоположение в лопухоидном мире. Наши совсем с ног сбились! Лучше, если
тайник окажется в шкатулке Огурцова! – заявил комиссионер.
Арей пытливо и страшно посмотрел на него.
– Не врешь?
– Нет. То есть вообще случается, вру-с. Не без этого. Но
сейчас – нет-с, – затрясся Тухломон.
Мечник мрака поощрительно похлопал его по щеке.
– Умница! Надеюсь, ты не забудешь, что содержимое шкатулки
нужно принести не Лигулу, а мне в руки? Не так ли?
Тухломон в тревоге завозился. Он был в панике, как таракан,
случайно забравшийся в ружейный ствол и услышавший сухой щелчок затвора. Должно
быть, у него существовали на этот счет другие инструкции.
– Ну да, но, вообще-то, я обещал-с… – забормотал он.
– Хвалю за сознательность. И учти, если это окажется у
Лигула – вследствие роковых случайностей, например, я ОЧЕНЬ обижусь. Ты понял?
Тухломон затравленно поклонился и пообещал лично всем
заняться.
– Других и не допущу! Можете не сомневаться! – сказал он с
сожалением.
– Вот и молодец! Проваливай! – брезгливо приказал Арей.
Комиссионер подпрыгнул и телепортировал, оставив после себя
небольшое облачко вони.
– Он донесет. Напрасно вы с ним так. Мне кажется, Тухломон
вас боится и ненавидит, – проговорила Даф.
Арей серьезно посмотрел на нее.
– Донесет?
– Донесет. Если уже не побежал доносить. Разве вы не знаете?
– удивилась Дафна.
– Знаю. Он донесет в любом случае. И на меня, и на тебя, и
на Мефа, и на Улиту. И на себя бы донес, будь в этом хоть какая-то выгода. Ему
все равно, что и кого предавать, поскольку он предал уже все на свете.
– Тогда как же быть?
– А никак. С этой публикой церемониться нельзя. Для таких,
как он, существует только одна узда: кулак, который может смять его
пластилиновую голову. В конечном счете, даже призрак Безликого Кводнона не смог
бы рассчитывать на его верность, – с презрением сказал Арей.
– Безликий Кводнон? Кто это? – наивно спросил Мефодий.
