В целом, как понял Мефодий, история мрака делилась на два
периода. Первый – до гибели повелителя мрака и второй – после. Безликий Кводнон
либо активно не вмешивался в историю, либо предпочитал незримо управлять
марионетками. После гибели Кводнона на первый план вскоре выдвинулся бойкий
горбун Лигул. Примерно в ту же эпоху Вильгельм Завоеватель, тогда простой страж
норманнского отдела, без консультации с Лигулом захватил Англию, скинув
Гарольда. Непонятно, как Вильгельму удалось отмазаться. Он остался чертить в
Англии, Гарольд же был отозван в Тартар навечно. Над Нормандией и Францией
поставили несколько столетий спустя Бонапарта. Улита, как она заявила, никогда
особенно не интересовалась подробностями закулисной возни и поэтому кучу всего
прочего просто забыла.
Например, забыла она о страже второго ранга Гаструбале,
заведующем Карфагенским сектором, сын которого от земной женщины Ганнибал
вначале совершал удачные завоевательные походы по всей Италии и Сицилии, а
затем прогневал Кводнона неудачной остротой, и тот стер Карфаген с лица земли,
низвергнув сперва Ганнибала, а вслед за ним под горячую руку и Гаструбала.
Существовала, кроме того, темная история о
полумаге-полустраже Одиссее. Жизненный путь Одиссея был полон превратностей.
Кводнон то повышал его в стражи первого ранга, то обрушивал чуть ли не в четырнадцатый
ранг, то отправлял в ссылку, то щедро осыпал эйдосами. В результате бедный
Одиссей, просыпаясь, уже сам не знал, чего ему ждать сегодня: награды или
очередной затрещины судьбы. С горя он взял Трою, совершив прославившийся
впоследствии у шахматистов ход конем. Затем, после многолетних скитаний, он
засел у себя в Аттике, предварительно начистив рыла распустившимся за время его
отсутствия комиссионерам.
Позднее такой способ вправлять мозги комиссионерам получил
широкое распространение, и его даже включили в план курса подготовки стражей
мрака.
Древняя история лопухоидного мира, в которую мрак охотно
вмешивался, была еще запутаннее. Древнегреческий отдел мрака вначале распался
на множество подотделов: Афинский, Фивский, Спартанский, Смирнский, Пилосский,
Аргосский, Дельфийский и другие. Каждый отдел погряз в собственном пороке: в
Спарте сражались и отсекали дархи, в Афинах философствовали, в Дельфах трех слов
не могли связать, не напустив тумана. Начальники отделов перессорились между
собой, в войнах местного значения уложили кучу комиссионеров, восстали сгоряча
на Кводнона и в полном составе отправились в Тартар раздувать лаву. Грецию же
отдали вначале персидскому отделу мрака, а затем римскому.
Кводнон в этой связи произнес одну из коронных своих фраз.
«Стражи мрака должны внушать пороки людям, а не предаваться им сами». Прилипалы
и подхалимы, которых, как говорила Улита, в Тартаре куда больше, чем в верхнем
мире, немедленно заставили грешников высечь это изречение на скалах
восьмидесятиметровыми буквами и вылизать его языками на раскаленной ртути.
Другим же этого показалось мало, и в Тартаре спешно была сформирована
аскетическая партия. Стражи, принадлежавшие к этой партии, перестали
предаваться каким бы то ни было порокам, будь то даже сравнительно невинное
выдыхание серного дыма. Одетые в белые одеяния, с выбеленными в известке
крыльями, эти стражи, следуя поучению Кводнона, внушали людям самые мерзостные
пороки. Но, увы, безуспешно. Видя, что пороки не подтверждаются личным
примером, люди стали к ним охладевать или же творили их вяло, без вкуса.
Забивший тревогу Кводнон, видя, что приток эйдосов уменьшается, в директивном
порядке отправил всю аскетическую партию вкалывать в геенну огненную.
Моду на пороки вновь возродили, а громадные буквы на скалах,
учившие не предаваться им, были сколоты усилиями все тех же грешников. Так в
Европе, вслед за мраком, осуществился переход от сурового Средневековья к бурному
Возрождению.
Даф слушала Улиту вполуха. Она возилась с Депресняком и,
непрерывно играя на флейте, ускоряла заживление его ран. Здесь, в
экранированной резиденции мрака, играть на флейте можно было без опасения, что
ее засекут. Вчера вечером ее любимый котик сцепился с целой стаей бродячих
собак. Ссора вышла из-за такой банальной мелочи, как дохлая ворона. В
результате ворона так и осталась необнюханной, собачья стая основательно
поредела, Депресняку же разодрали ухо и глубоко прокусили плечо. Но это было
еще терпимо. Будь на месте адского котика обыкновенный – он наверняка
присоединился бы к вороне в ее загробном путешествии.
* * *
Ближе к полуночи из кабинета вышел Арей. Мефодий едва узнал
его. Он был в черном строгом фраке, разительно отличающемся от его обычных
красных просторных кафтанов.
– Ненавижу торжественные приемы! С большим удовольствием я
бы отправился туда с мечом и порубил бы всех в капусту, – проворчал он и,
страдая серной отдышкой, уставился на Мефодия. – А это что за бледная личность
в растянутых джинсах? Имей в виду, тебе тоже нужен будет фрак… Улита,
позаботься!.. Еще вопрос для любознательных: Меф, как у тебя с телепортацией?
Как всегда или чуть лучше?
– Э-э… Ну я… – начал Мефодий.
– Ясно, – кивнул Арей. – Дальше можешь не продолжать. Ну не
стыдно ли, синьор помидор? Магии в тебе не меньше, чем в трети Тартара, но даже
обычная стена является для тебя непреодолимым препятствием. Не говоря уже о
таком сравнительно невинном трюке, как телепортация. Такое по силам даже
скромным тибидохским магам.
– Значит, я никуда не еду? – разочарованно спросил Мефодий.
Глаза Арея насмешливо сверкнули.
– Зачем же так сразу и никуда? Конечно, пешком тебе до
Англии не дойти. Лететь же на метле или на ковре-самолете не наш стиль. Есть,
впрочем, вариант…
Арей повернулся и негромко окликнул:
– Мамай!
Из стены вышагнул незнакомый прихрамывающий комиссионер –
маленький, раскосый, страшный, с плоским монгольским лицом. Шагнул и уставился
на Мефодия диким взглядом. Стоявшей рядом Даф сделалось не по себе.
– Знакомься, Мефодий! Это Мамай! Некогда хан Золотой Орды.
Разбит на Куликовом поле. Впоследствии выслан из Тартара за неуживчивость, что,
между нами, почти невозможно. Порой, когда нужен шофер, Мамай оказывает мне эту
услугу. Мамай, машина готова?
Хан мрачно кивнул и, повернувшись, направился к двери. К
Арею он относился, похоже, без всякого почтения, соблюдая лишь внешние
приличия. Остальных же попросту презирал.
Они вышли. У дома № 13 стояла низкая страшная машина без
стекол, иссеченная осколками, покрытая пятнами ржавчины, со смятой на треть
крышей и сгоревшими шинами. Мефодий и Даф удивленно уставились на Арея. Барон
мрака ухмыльнулся.
