— Вряд ли я могу вам поверить или с вами согласиться, — отозвался профессор.
— Ну что ж, — пожала Анна плечами. — Презумпция невиновности не работает в Риме.
— Это верно, — устало согласился он.
— Тогда, — заключила Анна, — я извиняюсь за потраченное время.
«Что ж, — думала она, поднимаясь из-за стола, — на этом моя короткая римская миссия окончена — не могу же я силой навязываться этому профессору». Анна не знала, радоваться ей или печалиться, и решила отнестись к провалу по возможности равнодушно. Она краем глаза осмотрела мокрую юбку, которая теперь неприятно липла к ногам.
— Прощайте, профессор. Ещё раз извините за беспокойство, — сказала она, поднимаясь из-за стола.
— Подождите! — вскочил профессор Фера.
Они стояли теперь друг против друга, понимая, что вот сейчас их пути разойдутся и они никогда уже больше не увидятся. Ему внезапно стало стыдно, что он так грубо оттолкнул её. С какими бы намерениями ни явилась эта зеленоглазая женщина, напомнившая ему Роберту, Адриану было хорошо рядом с ней. Так беспричинно хорошо ему давно уже не было.
— Вот, — сказал он, протягивая ей конверт, — вы забыли ваши деньги!
Анна посмотрела на профессора. Если бы не обстоятельства их встречи и не знание о его ужасном прошлом, он мог бы ей, наверное, даже понравиться. У него было открытое и благородное, хотя и истерзанное лицо, высокий лоб, большие выразительные глаза.
— Пожалуйста, оставьте деньги себе, — сказала Анна с королевской грацией.
Она вдруг вспомнила евангельскую притчу о неверном, но хитром распорядителе, который, зная, что скоро его службе придёт конец, раздавал людям хозяйские деньги. Анна улыбнулась, думая о том, какую взбучку в самое ближайшее время получит от генерала Смирнова — не столько за выброшенные деньги, сколько за проваленное задание. Впрочем, босс от этого ничуть не обеднеет.
— И ещё вот что, профессор… Адриан, — добавила она, пристально глядя в его глаза. — Я надеюсь, что когда-нибудь рядом с вами ещё окажется человек, которому вы сможете доверять. А теперь прощайте.
Анна повернулась и направилась к выходу из кафе. Она сделала всё в соответствии с полученными инструкциями. «Всё к лучшему», — подумала она.
— Постойте! — крикнул вслед ей профессор Фера и поспешил к Анне. — Я не могу взять этих денег, — сказал он, догнав её у выхода из кафе. — И, если хотите и не боитесь меня, то я буду вашим гидом — я всё равно ничем не занимаюсь. А время моё — оно совершенно ничего не стоит.
Анна замерла. К худшему ли, или к лучшему, но её римские приключения ещё не закончились. Она с горечью поздравила себя с тем, что ей удалось-таки справиться с ролью шпиона — по крайней мере, на первом этапе.
— Деньги вы всё равно оставьте себе, — снисходительно приняла капитуляцию Анна.
Они договорились встретиться завтра утром, и профессор даже не вызвался проводить Анну, за что она была ему весьма благодарна — ей требовалось время, чтобы прийти в себя.
Как только Анна рассталась с Адрианом, зазвонил её сотовый телефон.
— Алло? — осторожно сказала Анна.
— Блестяще, Анна! — раздался в трубке голос-робот, за которым Анна всё-таки признала интонации босса. — Ты сделала, кажется, всё, чтобы он не клюнул на твою удочку. А он всё равно клюнул. Тебе везёт!
— Я не понимаю… — начала Анна.
— И не надо ничего понимать, — прервал её генерал. — Блестящая работа!
— Спасибо, — пробормотала Анна и чуть не добавила: «Игорь Семёнович».
— Have fun! — механическим голосом сказала трубка.
Глава 11. Сны Рима
Пока закат придёт заре на смену,
пройдёт история. В ночи слепой
пути завета вижу за собой,
прах Карфагена, славу и геенну.
Отвагой, Боже, не оставь меня,
дай мне подняться до вершины дня.
Хорхе Луис Борхес. «Джеймс Джойс» (пер. Б. В. Дубина)
2007, 8 сентября, Рим
— Если вы ещё не передумали насчёт того, чтобы я вас чему-то учил, — поспешил объявить Адриан, когда на следующее утро он встретил Анну, как было условлено, в небольшом парке неподалёку от её гостиницы, — то я разработал для вас особую программу.
Анна удивилась той перемене, которая произошла с профессором за эти несколько часов. Он был свежевыбрит, одет в красивый летний костюм, оставшийся, видимо, ещё со времён преподавания. Его глаза светились жизнью.
— Мы отправимся в путешествие во времени и увидим, как строился Рим, как эволюционировала его архитектура, — объявил он.
Они прошли по улице, каждый второй дом которой был превращён в небольшой уютный отель с большими стеклянными окнами и прозрачными дверьми фойе, за которыми виднелись неизменные лампы с зелёными абажурами и мягкие кожаные диваны. На улице пока ещё было свежо, но нетрудно было догадаться, что через час-другой солнце замедлит бодрый утренний ритм улицы, заставит людей искать тень.
— Вы, наверное, очень любите свой город, профессор? — поинтересовалась Анна.
— Люблю? Да, очень. Но… знаете, Анна, бывают такие отношения, которые основаны одновременно на любви и на ненависти, — вы, вероятно, слышали о таких. Как правило, это самые прочные и самые мучительные отношения.
— Я, наверное, не должна спрашивать, — осторожно отозвалась Анна, — но откуда в вашем случае взялся этот элемент ненависти?
— А разве вы и так не знаете? — усмехнулся профессор. — Этот город разрушил мою жизнь. Просто взял и разрушил совершенно… Но давайте лучше поговорим об архитектуре — ведь мы здесь именно для этого, не правда ли?
— Да, конечно, — поспешила подтвердить Анна. Ей показалось, что в голосе профессора послышалась не то горечь, не то ирония.
— Так вот, — начал профессор, — здания, особенно древние, являются в первую очередь носителями определённых идей; их функциональность всегда стоит на втором плане. Они — сама история, запечатлённая в камне. Размеры, пропорции, формы, цвета, линии, перспективы, игра света — всё это язык, на котором говорили архитекторы и строители. Этот язык более или менее понятен всем, кто имеет дело с семиотикой. Люди, которые строили Рим, как, впрочем, и любой другой город, использовали многие образы, чтобы выразить свои сознательные и подсознательные идеи, наклонности, желания, убеждения, идеалы. Архитектура, как и всякое другое искусство, говорит на своём собственном языке…
Небольшая улочка, по которой они до сих пор шли, как малая речушка влилась в полноводную реку широкого проспекта, окаймлённого массивными зданиями.
— И этот язык не появился на свет вместе с жилыми многоквартирными комплексами и супермаркетами — этими «машинами» для жилья и покупок, — продолжил профессор. — Язык архитектуры формировался одновременно с ранними формами религии, поскольку самые первые общественные здания имели культовое происхождение. Римская архитектурная традиция, таким образом, основана на древней культовой символике. Тем, кто с этой символикой знаком, понятен её язык.
