Зато природа с радостью встречала Анну, приветствуя её освобождение наступлением весны. К утру ветер переменился, и тёплый фронт с юго-запада принёс в Москву дыхание тех краёв, где весна уже вступила в свои права. И хотя кругом было всё ещё полно снега, в воздухе пахло сырой землёй и зелёными листьями…
Через три месяца Анна успешно закончила школу, и её зачислили в один из лучших технических вузов страны. И примерно в то же самое время из её жизни исчез «Ганс Христиан». Она так и не смогла узнать, что с ним сталось. Аня тогда очень сильно переживала: ведь он ушёл, не попрощавшись, никак не предупредив её. Она много втайне плакала и переживала — чувствовала, что с «Гансом Христианом» что-то случилось. Пыталась разыскать хоть какие-то его следы, но всё было напрасно: он будто исчез с лица земли.
С потерей «Ганса Христиана» в душе у Анны словно воцарился вакуум. Его надо было чем-то восполнить, и она окунулась с головой в учёбу. С жадностью поглощала знания, и её аппетит к наукам не ослабевал. Она давно уже встала на ту дорогу, по которой не так давно прошёл её кумир — Ричард Фейнман, сделала большой рывок, вырвалась в высшую лигу. Её способности были развиты и закреплены новейшими технологическими решениями. По указаниям полковника (а затем и генерала) Смирнова Анна пробивала доступ к базам данных и документам, которые считались недосягаемыми. Против своей воли она стала Чёрной шляпой, однако теперь над её головой была такая «крыша», имея которую человек получал награды за то, за что при других обстоятельствах с него бы сняли голову.
Глава 16. Римская прогулка
Forsan et haec olim meminisse iuvabit.
(Может быть, однажды нам будет приятно вспомнить даже эти вещи.)
Виргилий, 70–19 гг. до Р. Х.
2007, 15 сентября, Рим
Винченцо повёл Анну на ужин в замок Святого Ангела — угрюмую средневековую крепость на реке Тибр, которая в это время года служила одной из популярных музыкальных площадок Рима. Над тёмной свежестью реки носились мелодии Россини, исполняемые Римским симфоническим оркестром. Серые крепостные стены в этот ночной час были раскрашены разноцветным весёлым светом, льющимся из прожекторов.
— Принесите нам бутылку «Алдо Контерно Бароло» 1989 года, — попросил Винченцо официанта, обслуживающего их на открытом воздухе. У официанта было характерное круглое брюшко, выдающее поклонника Бахуса. Через пару минут он возвратился, неся завёрнутую в полотенце бутылку.
— Это вино называют ещё «Гран Буссия» — оно из лучших виноградников Пьемонта, — пояснил Винченцо, пока официант наполнял их бокалы. — За нашу встречу, Анна.
Их бокалы со звоном встретились над застланным белой скатертью столом.
— За нашу встречу, — отозвалась она.
К этой встрече она готовилась. Она нашла Винченцо Паолини в киберпространстве, узнала его и ахнула: Винченцо оказался бароном, род которого уходил глубоко в века — Анна успела добраться только до пятнадцатого.
— Значит, ты пробудешь в Риме ещё несколько недель? — поинтересовался он.
— Вероятнее всего, — согласилась она.
— И всё это время ты будешь заниматься изучением римской архитектуры?
— Ну почему же всё время? — улыбнулась Анна. — Вот мы сидим, слушаем красивую музыку, дышим вечерним воздухом…
— Расскажи мне немного о себе, — попросил он. — Что тебе самой угодно или интересно. Про семью, может быть?
Анна на минуту задумалась. Ей так не хотелось врать ему — не поворачивался язык.
— Я прожила самую обыкновенную жизнь. Просидела её за компьютером. Отец так настаивал. Он хотел, чтобы я всегда была при деле.
— Работа на семью — самая тяжёлая, — с пониманием улыбнулся Винченцо. — Если только мы, итальянцы, знаем какой-то толк в семейном бизнесе. А чем занимается твой отец?
— Строительством.
— Теперь ясно, почему архитектура, — кивнул Винченцо. — А вот я вырос совсем без отца.
— Я знаю, — тихо сказала Анна.
Винченцо слегка вздрогнул.
— Откуда?
— Пожалуйста, извини меня, Винченцо, но так как ты представился своим полным именем, я не удержалась и нашла тебя в сети — барона Винченцо Паолини, сына барона Рикардо и баронессы Фернанды Паолини. Надеюсь, я не оскорбила тебя таким откровением? — виновато добавила она. — Я сразу расскажу всё, что знаю о тебе, хорошо? Может, так будет легче и тебе, и мне.
Он недоумённо кивнул.
— Знаю, что ты живёшь в доме своей матери, баронессы Паолини, и что твой отец, — Анна на миг запнулась, — погиб в автокатастрофе, когда ты был ещё совсем маленьким. Да и мама твоя тогда тоже пострадала — она с тех пор осталась инвалидом и перемещается в кресле-коляске. Я очень, очень сожалею, что так произошло…
Она положила свою ладонь поверх его красивой руки.
— Извини, но меня побороло нетерпение узнать что-то про тебя.
— Ну что же, — Винченцо посмотрел в её глаза. — Я готов простить это нетерпение. Тем более что живём мы в век информатики.
— Это моя профессиональная привычка, — разоткровенничалась Анна, легко отрывая свою руку от руки Винченцо.
— И что же у тебя за профессия? Детектив?
— Хуже — отдел внешних отношений фирмы отца.
— Ну вот, — покачал головой Винченцо. — Получается, ты всё про меня уже знаешь, а я про тебя не знаю ничего.
— Всё знаю? — улыбнулась Анна. — Я знаю ровно столько, чтобы хотеть знать о тебе больше… Одно простое воспоминание детства может сказать больше о человеке, чем вся информация в сети.
Винченцо внимательно посмотрел на неё.
— Это ты верно сказала, — заметил он. — Вот и поделись своими воспоминаниями.
Анна задумалась. Оркестр тем временем перешёл с Россини на танцевальную мелодию, которая показалась Анне знакомой. Да, она узнала эту мелодию — это была детская песенка «Тискет-Таскет», написанная специально для Эллы Фицджеральд. В детстве Анна однажды получила в подарок от Толяна пластинку с песнями Эллы Фицджеральд и Луи Армстронга, что было по тем временам неслыханной роскошью, и полюбила глубокий, игривый голос чернокожей певицы.
— Эта мелодия, — начала Анна, — она как будто прилетела сюда из моего детства. Хочешь, я тебе расскажу про неё?
Винченцо одобрительно кивнул, и Анна начала рассказывать. Из многолюдного Рима воспоминания переносили её в домик бабушки и дедушки, где она частенько проводила лето. Вот она сидит у распахнутого окна, через которое в дом вливаются ароматы сада, а из дома выливаются звуки музыки — кружится на проигрывателе пластинка и поёт Элла Фицджеральд. Она сидит и слушает музыку, рождённую на другом конце земли, исполняемую людьми с другим цветом кожи, говорящими на другом языке, живущими в ином мире. Это был один из её первых опытов космополитизма — находясь в деревне, она трансцендентно соприкасалась с большим городом. Теперь же, слыша знакомую мелодию, Анна мыслями переносилась назад, в деревню.
