— Разумеется, — кивнула Анна.
— Вероятно, в силу своей простоты и обещания вечной счастливой жизни для всех, кто верит, что плотник из Назарета был Богом во плоти, христианство приобрело много последователей, — продолжил Адриан, — сначала среди иудеев, потом и среди других народов. К началу IV века это была уже самая распространённая религия в Римской империи. Глупцы делали ещё попытки сражаться против этой религии, и император Диоклетиан предпринял последнее гонение против христианства, которое длилось целых десять лет. Но дни гонений были сочтены, и император Константин решил проблему религиозной конфронтации язычества и христианства, объединив их в один культ. Сам Константин был первосвященником бога Митры до конца своих дней, и в то же время хозяйской рукой вершил дела в организованной им имперской христианской церкви.
— Во имя мира и единства империи, конечно же, — догадалась Анна.
— Да, но не только ради этого, — кивнул Адриан. — Это было время упадка, увядания империи. Предвидел ли Константин это падение или нет — невозможно сказать наверняка. Но то, что христианство стремительно одерживало победу над язычеством, было очевидно. Это было молодое, сильное, полное жизненных соков дерево, и на это дерево Константин пересадил старых паразитов — династии священников и князей, питавшихся ранее от стола Митры. Они перебрались на ствол молодой религии со всем своим скарбом — ничего не забыли. Подобное уже не раз случалось в истории — посмотреть хотя бы на то, как некогда греческие боги всем Олимпом перешли под стяги Митры.
— А двенадцать апостолов последовали их примеру? — поинтересовалась Анна.
— Ты сама можешь видеть их в компании на равных с другими оракулами и религиозными вождями древности, служившими богу Митре, — сказал он, указывая на колоннаду Бернини.
— Религиозный синкретизм? — предположила Анна.
— Пожалуй. Хотя в предыдущих исторических сценариях к концу этого симбиоза от религии-носителя оставались только рожки да ножки. Зато митраизм блистал во всей красе — он медленно вытягивал из жертвы все соки, а потом подыскивал себе новую жертву, как серийный маньяк-убийца.
Анна вздрогнула при последних его словах. Ей вспомнились материалы по делу следствия и показания свидетелей, коллег-профессоров, о его чрезмерном увлечении древними религиями. Серийный маньяк-убийца! Возможно, его восприятие мира, истории, архитектуры, религии — всё это лишь проекция его собственного внутреннего зверя, которого некогда вычислил Фрейд? Анне вдруг вспомнился Горлум-Смеагорл из трилогии Толкиена. Тот с детства что-то искал, но искал внизу, глядя на землю, под землю. И нашёл-таки — нашёл то, что было несравненно сильнее его. «Моя прелесть», — называл он кольцо, сковавшее его волю. Это была страсть, которая постепенно уничтожала своего носителя, превращала всё белое в чёрное, Смеагорла в Горлума. Разве не об этом говорил Адриан минуту назад, повествуя о похождениях бога Митры? И разве не таков и сам Адриан — Смеагорл и Горлум одновременно, доктор Джекил и мистер Хайд? Наверное, Адриан сам с собой спорит, как Горлум со Смеагорлом. Насколько Анна помнила, злой Горлум в конце победил.
Глава 21. В которой говорится о том, что произошло с Пьетро после примечательного происшествия с боровом
Я видел все ловушки, врагом расставленные на земле, и сказал со вздохом: «Кто сможет их обойти?» Тогда я услышал голос, сказавший: «Смиренный».
Св. Антоний
1214–1225, Абруццо
Происшествие с боровом и долгая болезнь, последовавшая вслед за этим, надолго вывели маленького Пьетро за пределы обыденной жизни, окунули его в неведомое прежде состояние бреда и полубреда, боли и одиночества. Пока он был слаб и не мог ходить, то проводил много времени, лёжа за домом в тени огромного дуба, куда его выносили каждое утро братья. Там его и кормили, туда приходила к нему мать, забегали проведать братья и сёстры. Но было время уборки урожая, и ни одна пара рук не была лишней. К тому же Пьетро постепенно начинало нравиться его уединение. Глядя через просветы в шатре листьев в высокое, светлое днём и тёмное, глубокое, усыпанное звёздами небо ночи, Пьетро думал о Том, Кто создал всё это великолепие. Иногда, в полусне, в полумолитве, за зелёным пологом листьев, за звёздным шатром неба Пьетро чудилось видение неземной славы, струение тихого света, которым всё вокруг озарялось и который тихо втекал теперь в него, наполняя мальчика такой радостью, что иногда он совершенно не чувствовал своего тела.
Когда Пьетро пошёл на поправку, стало ясно, что ему уже никогда не быть прежним маленьким мальчиком. Глубокий шрам, пролёгший через всю левую половину лица, и тихий свет, струящийся из его глаз, придавали Пьетро недетский вид. Он по-прежнему оставался деревенским мальчуганом, в обязанности которого входило чистить хлев, собирать дрова, кормить животных, помогать в огороде. Но хотя Пьетро прилежно выполнял свои обязанности, всем было ясно, что мыслями и сердцем он находится где-то ещё. Это отдалило Пьетро от всего семейства, живущего одною жизнью с землёй. И только мать и крёстный Пьетро, казалось, понимали, что с ним происходит. Крёстный научил Пьетро читать и снабдил его отрывками из евангелий, а также книгой под названием «Житие святого Антония».
Пьетро начал читать эту книгу, но в скором времени бросил — ему стало страшно от тех ужасов и искушений, которым подвергался святой Антоний. Дошло до того, что ночами его и самого стали преследовать кошмары. Ему снились страшные звери, которых он никогда в жизни не видел, а только слышал о них, — львы, скорпионы, страусы, крокодилы. Они гнались за Пьетро, кричали вслед ему страшными голосами, хотели разорвать его на части, сожрать. Но Пьетро, хоть ему и было очень страшно, останавливал этих чудовищ своею молитвою, именем Иисуса Христа.
Были ночи, когда демонов, атаковавших Пьетро, было особенно трудно унять. В такие ночи Пьетро кричал во сне, поднимая переполох в семействе. Братья будили его, поливали холодной водой, давали подзатыльники, выгоняли ночевать на двор или в хлев. Но и там страшилища настигали и набрасывались на него. Пьетро иногда не спал по нескольку ночей, боясь своих мучительных кошмаров.
Тем временем по деревне быстро прошла молва о том, что по ночам Пьетро сражается с демонами. Поскольку количество демонов ограниченно и они, в отличие от Господа Бога, не могли быть в двух разных местах одновременно, родственники и соседи с радостью готовы были препоручить Пьетро своих демонов. В те ночи, когда Пьетро громко кричал во сне, соседи особенно хорошо спали — они знали, что все бесы сейчас при деле.
Молва о мальчике-подвижнике вырвалась за пределы их деревни и распространилась, с невероятными преувеличениями и присказками, по всей округе. Это была добрая новость, и люди её охотно принимали — всем было известно, как сильно ненавидят бесы святых. А потому, забыв про других, они ополчаются на святого войной, и пока они там воюют, остальные живут в мире и покое. Крики Пьетро сделались колыбельной для деревни. Даже братья стали больше уважать своего младшего.
Крёстный, однако, совсем не рад был тому, что происходило с Пьетро. Он настоял, чтобы тот дочитал-таки до конца «Житие» Антония. К своему изумлению, Пьетро обнаружил, что Антоний не только умел живописать нападки врага, но и давал советы относительно того, как им противостоять, как повергнуть противника. Его путешествие в невидимый мир духовной борьбы продолжилось.
