Пьетро схватил его руку и горячо поцеловал.
— Ну, иди же! — и Пьетро показалось, что его голос дрогнул.
Пьетро поднялся с колен и медленно пошёл к двери.
— Подожди, — услышал он. — Я хочу дать тебе кое-что. — Настоятель подошёл к Пьетро и надел ему на шею небольшой бархатный мешочек. — Много лет я берёг его для себя… Но мне он не понадобится. Тебе теперь нужнее.
У него было доброе и мудрое лицо, лицо сильное и величественное, но в то же время, как казалось Пьетро, какое-то несчастное. До конца дней своих будет хранить Пьетро образ этого лица.
— Что в нём, падре? — спросил Пьетро, заглядывая в добрые, всегда усталые глаза наставника.
— Открой и посмотри.
Пьетро ослабил тесёмку мешочка, и ему на ладонь выпали два круглых и очень твёрдых камешка.
— Это огниво, — сказал аббат. — Оно поможет тебе обогреть тело. А душу твою да согреет Господь!
Глава 3. Танец Смерти
Митра, владыка рассвета,
мы трубим твоё торжество!
Рим — превыше народов,
но ты — превыше всего!
Редьярд Киплинг. «Песнь Митре»
(пер. М. Гаспарова)
2007, 27 сентября, римские катакомбы
— К порядку! — призвал громкий голос, когда Анну и Адриана вывели на платформу и поставили перед сидевшими за длинным столом людьми в чёрном. Гигантский купол подземного храма отражал голоса и крики, превращая их в грозное гудение, напоминающее жужжание растревоженных в улье пчёл.
Посередине, на возвышенности, стоял трон, на котором восседал грузный мужчина лет шестидесяти с мясистым носом и выдающимся подбородком. Анна сразу же узнала это лицо — его можно было часто видеть по телевизору, правда, в другом амплуа. Поверх его чёрной рясы был надет чёрный фартук.
Ноги у Анны сделались ватными, и, если бы не сильные руки охранников, она, наверное, упала бы на пол.
— К порядку! — ещё раз призвал голос Мастера.
Крики постепенно стихли.
— Эти двое, — безо всяких вступлений начал Мастер, — проникли в подземелье со злыми намерениями — установить шпионскую аппаратуру и отслеживать дела Ватикана.
Зал взорвался криками негодования.
— Смерть! Смерть! — носилось в воздухе.
Оглядываясь по сторонам, на ячейки балконов, Анна думала: «Чем я заслужила такую ненависть этих людей?» Никого из них она лично не знала, даже не видела прежде — может быть, только по телевизору. Но все они теперь желали её смерти. «Нет, — догадалась вдруг она. — Они жаждут зрелища смерти! И поэтому так подогревают себя! Все эти люди хотят видеть, как у неё будут отнимать самое дорогое — жизнь!»
— К порядку! К порядку! — не унимался Мастер. — Смерти им не миновать! Его Высокосвященство Лорд Хранитель так велел!
Зал опять взорвался — на этот раз взрывом одобрения и аплодисментов.
— Его Высокосвященство Лорд Хранитель приговорил их к Танцу Лабиринта, — заключил он.
На мгновение в зале воцарилась жуткая тишина, прислушиваясь к которой Анна старалась понять, что же это такое — Танец Лабиринта? В следующий миг подземный собор взорвался восторженными криками:
— Слава Лорду Хранителю! Танец Лабиринта! Танцующая Смерть!
Свет в храме вдруг потускнел — он теперь исходил от неровного пламени закреплённых вокруг стены рожков газовых факелов. Из невидимых динамиков полилась таинственная музыка — такую музыку, должно быть, слушали и исполняли ещё при пышном дворе фараона, перед халдейскими магами Востока, перед всесильными царями и сатрапами Мидо-Персии, перед великим Александром и его пьяными солдатами и генералами. От этой музыки у Анны кожа покрылась мурашками.
Темп музыки постепенно нарастал, и к древним мотивам начали примешиваться странные отдалённые голоса и звуки современного «техно». Непонятно откуда вокруг обелиска вдруг оказались жрицы-танцовщицы, облачённые в лёгкие полупрозрачные туники. Они задвигались в ритм музыке. Можно было чувствовать, как одна за другой по залу начинают прокатываться волны страсти, волны таинственных и страшных ожиданий. На полу вокруг обелиска танцевало около пятидесяти жриц. Они исполняли танец, напоминающий одновременно и пляску шаманов Южной Америки, и эротический танец пленниц гарема, и воинственный ритуал индейского племени, собирающегося на войну. Движения молодых тел были настолько чётки и синхронны, музыка так глубоко проникала в сознание, а короткие туники так подчёркивали наготу, что зал, похоже, входил в настоящий транс. Краем глаза Анна заметила, что некоторые люди доставали какие-то таблетки и клали их под язык.
Ритм музыки замедлился, и танцовщицы-сирены запели песню на незнакомом Анне языке. Судя по всему, это был язык древний — даже сами носящиеся в воздухе таинственные звуки показались ей ни на что не похожими. Они зачаровывали, уносили в неведомую даль, в незапамятные времена… Внезапно музыка и пение оборвались. В воздухе зависло напряжённое ожидание.
— Она идёт! — торжественно объявил Мастер. — Жизнь и смерть!
При звуке его голоса жрицы бросились к огромной бронзовой двери на противоположной от платформы стороне обелиска. Дверь украшало, или скорее устрашало, изображение семиглавого чудовища-дракона, все семь пастей которого были угрожающе разверсты.
Внимание всего зала было теперь приковано к этой двери — казалось, оттуда действительно должна была выйти сама Смерть. Анна тоже напряглась, стремясь понять, представить, что там, за этой страшной дверью. Неужели есть что-то страшнее того дракона, который несколько минут назад грозил поглотить их? В воцарившейся тишине ей показалось, что она слышит звуки приближающихся шагов. Шаги прекратились, и все напряжённо замерли, затаили дыхание.
Дверь распахнулась, и из неё в подземный храм хлынули такие потоки света, что Анна невольно зажмурилась. Когда же она открыла глаза, то не могла поверить увиденному: прямо перед ними, всего в нескольких метрах, стояла удивительной красоты женщина, которая, как и прочие жрицы, была облачена в полупрозрачную тунику, через которую просвечивали драгоценные украшения, прикрывающие её интимные места. На её прекрасной головке к плотно уложенным чёрным волосам была прикреплена небольшая диадема — венец из золота и бриллиантов. Ноги жрицы были обуты в золотые туфли. Глаза её блестели странным блеском. Высоковольтные волны чувственности расходились от её чистой, красивой кожи. Инстинктивно Анна прониклась чувством восхищения, почти преклонения перед красотой этой женщины. Те же самые чувства, по всей видимости, испытывал сейчас и Адриан.
Жрицы снова запели на непонятном языке, и их пение сопровождалось будоражащей нервы музыкой, льющейся из невидимых динамиков.
— Великая Мать Богиня! — раздался громкий голос Мастера. — Прими от нас жертву. Жизнь и смерть — неразрывны. Если есть жизнь, значит, должна быть и смерть. Богиня Небес, великая вселенская Женщина! Ты дала нам жизнь, и жизнь мы приносим тебе в жертву. Ты сильна над жизнью и смертью, бытием и забвением. В твоих руках ключи ада и рая, жизни и смерти.
