Помолившись, Пьетро снова открыл глаза и огляделся кругом. Вокруг него простиралась прекрасная долина, состоящая из лесов и лугов, окружённых со всех сторон высокими, расходящимися в сторону холмами. На самом высоком из них острый глаз Пьетро приметил местами покрытый лесом каменный утёс. Он знал, что в утёсах иногда бывали пещеры, а в пещере можно было укрыться от непогоды, устроить свою келью. Лучшего для себя места он и представить не мог. На глаза его навернулись слёзы — теперь уже не боли, а благодарности: ведь вчера, в своём упоении свободой, он чуть не прошёл мимо этого прекрасного места, которое Бог приготовил для него!
— Помоги мне, Господи, взойти на эту гору, — и Пьетро, преодолевая боль, при помощи палки, которую сделал себе из сука дерева, поднялся и встал на ноги. Он сделал несколько неуверенных шагов.
— «Много скорбей у праведного, — сорвались с его губ слова псалма, — и от всех их избавит Господь», — с этим обетованием Пьетро и двинулся в сторону высокого холма. — «Он хранит все кости его; ни одна из них не сокрушится».
Хотя холм, казалось, находился недалеко, но, чтобы добраться до него, Пьетро понадобилась большая часть дня. Он шёл медленно, делая частые остановки, давая своим ногам отдых и снова пускаясь в путь, с молитвой, с псалмами преодолевая расстояние за расстоянием. Солнце уже повернуло к вечеру, когда он добрался до крутого косогора. Но идти вверх оказалось ещё утомительнее. Он ничего не ел, кроме нескольких стебельков дикого лука и лесных орехов, которые нашёл тут же, и усталость начинала давать о себе знать. Пьетро лёг на землю и долго смотрел в голубое небо Абруццо, по которому плыли куда-то причудливой формы облака, ощущал на коже приятную прохладу ветерка. Незаметно для него самого солнышко разморило Пьетро, и он уснул.
Ему приснился родной дом, мама, отец, ещё живой, братья, сёстры, его родная деревня. На душе было легко и беззаботно. Никакие демоны не терзали его, и со спящих уст ни на минуту не сходила улыбка.
Когда он проснулся, светило уже готовилось уйти за холмы, а облака на небе посерели, местами сбились в тёмные тучи.
«Наверняка будет гроза», — подумал Пьетро, вставая сначала на колени, потом, со стоном, на ноги. Он корил себя за то, что столько проспал, но в то же самое время чувствовал себя отдохнувшим, да и стопы болели не так сильно, как прежде. Пьетро продолжил своё восхождение.
Стемнело, а звёзды на небе так и не появились. Ветер усилился, и вот-вот должен был пролиться дождь. С высокого холма было видно, что вдали уже мелькали молнии, но звука грома ещё слышно не было. Пьетро шёл, пока у него хватало сил. Но идти становилось всё сложнее и сложнее: трава под ногами уступала место острым камням, которые ранили его и без того больные стопы. Первые крупные капли дождя хлестнули по щекам. Вдруг в отблеске далёкой молнии Пьетро увидел шагах в тридцати от себя углубление в скалистой стене. Он встал на четвереньки и пополз к скале. Дождь теперь хлестал его по спине, слышнее стали раскаты грома, ветер гнул макушки деревьев, играл мокрыми листьями, будто испытывая на прочность.
Пьетро подполз к скале и укрылся под нависшим каменным козырьком. К этому времени он уже успел промокнуть насквозь. Огляделся вокруг. Прямо над его головой нависала вековечная скала, создававшая естественную крышу. Здесь можно было укрыться от дождя и ветра. Кругом валялось много сухих палок и травы, и Пьетро сложил костёр. Огниво, которое подарил ему отец настоятель и которое Пьетро привесил себе на шею, чтобы не потерять, теперь пришлось очень кстати. Через несколько минут костёр уже плясал весёлым пламенем, а ветки громко хрустели. Гроза хоть и грохотала где-то над головой, уже не была так страшна. Пьетро ещё раз поблагодарил за всё Бога, подкинул в костёр побольше веток, подложил под голову плоский камень и уснул сном праведника…
Он вряд ли мог найти для себя лучшего приюта, чем тот, на который набрёл той памятной ночью. Небольшой, закрытый отовсюду лесом и скалою луг мог послужить огородом. Неподалёку из земли бил чистый прохладный источник. К зиме Пьетро расчистил от камней и луг вокруг пещеры и выложил из них две стены — всё, что требовалось для того, чтобы у него было закрытое помещение, в котором можно укрыться от холода.
Пьетро не требовалось много еды — он ел обычно один раз в день, а иногда раз в два дня. Если заболевал, то благодарил своего Создателя, повторяя слова апостола Павла: «Когда я немощен, то силен». Когда же Пьетро поправлялся, он также благодарил Господа, потому что читал в Писании, что исцеляемся мы Его ранами.
Каждый день приносил Пьетро новые радости, новые откровения. Он научился непрестанно молиться — во время работы, во время еды, во время прогулок. Он пел псалмы, смеялся, а иногда даже плакал от счастья — от той радости, что черпал в близости своего Творца. Если жил когда-либо на свете счастливый человек, то это был Пьетро с горы Мурроне в Абруццо. Здесь он нашёл свою духовную родину.
Одиночество Пьетро, однако, длилось недолго. Местные крестьяне, узнав, что в их краях поселился отшельник, проложили в гору тонкую, но не зарастающую тропинку. Борода, длинные волосы и шрам на лице добавляли внешности Пьетро немало лет, и мало кто из крестьян задумывался, что святому отшельнику не было ещё и двадцати. Он не просил еды или чего-либо ещё, но крестьяне всё равно приносили ему и хлеба, и мёду, и овощей, и фруктов. Взамен они просили Пьетро молиться об их нуждах и болезнях. Вскоре по деревням прошла о нём добрая слава — и ещё больше больных и обременённых людей стало стекаться к нему. И Пьетро, именем Иисуса Христа, старался им всем помочь.
Глава 5. Чистилище
Per me si va nella citt; dolente,
Per me si va nell' eterno dolore,
Per me si va tra la perduta gente…
Lasciate ogni speranza voi ch'entrate…
(Я увожу к отверженным селеньям,
Я увожу сквозь вековечный стон,
Я увожу к погибшим поколеньям…
Входящие, оставьте упованья…)
Данте Алигьери (1265–1321). Божественная комедия (пер. М. Л. Лозинского).
Надпись над воротами в Ад
2007, 27–28 сентября, римское подземелье
— Анна?!
Её разум начинал по крупицам восстанавливать сознание, возвращая её из бездны небытия к ощущению жизни и тела.
— Ты жива? Ты слышишь меня, Анна? — прозвучал в её ушах знакомый голос, и ей стало отчего-то очень сладостно — нечто подобное когда-то уже было с ней. Она открыла глаза, но ничего вокруг не изменилось.
Адриан осторожно поднял её голову и положил себе на колени.
— Ты слышишь меня?
Внезапно она вспомнила. Неужели это не был всего лишь страшный сон?
— Адриан? — едва проговорила она, протирая глаза руками, чтобы убедиться, что у неё всё ещё есть глаза и они открыты. Её голос показался ей очень громким в этой подземной тишине. — Где мы?
