Но сегодня бывший ученик поступил по-другому и после долгого перерыва позвал своего Учителя. Страдающего сердцем звали Мамерк, он владел давильными прессами, на которых отжималось почти все оливковое масло провинции. За исцеление он посулил тысячу золотых динариев – целое состояние, за которое можно было купить стада волов, овец, женщин, и еще на несколько поместий хватило бы. Но Ави не мог облегчить его страданий.
Кфир приступил к осмотру.
Мамерк был толст, когда он скинул хитон, стало видно, что колышущееся жиром тело напоминает медузу. Тяжелое дыхание было сиплым, а синяя кожа вокруг губ – верный признак того, что жить бедняге осталось недолго.
– У него грудная жаба, Учитель, – сказал Ави. И почтительного тона, и уважительного обращения Кфир не слышал от ученика уже давно.
– Да, тут ты прав, – лекарь провел рукой вдоль тела пациента, но перстень не послал целительную молнию в грудь больного. И это тоже был плохой признак.
– Выйди во двор, Мамерк, подожди там, – сказал Кфир.
И когда они остались наедине, покачал головой.
– Я не могу ему помочь. Сердце изношено, оно не поддается моему воздействию…
– Но тогда, может быть, надо заменить его другим? – спросил Ави.
– Не знаю, удастся ли это…
Кфир развел руками.
– Но ты заменял почки, пришивал руки и ноги! – напористо сказал Ави. – Почему бы не поменять сердце? Мамерк хорошо заплатит, я смогу купить свой дом с большим садом… И ты получишь пятьсот золотых динариев – это очень большие деньги… Все честно, учитель!
– Сердце – главный орган человека, оно качает кровь по жилам. Я никогда не заменял сердце…
– Можно ведь попробовать, – настаивал Ави.
Кфир задумался.
Достать новое сердце нелегко. Пинхас постарел и отошел от дел. И сам Кфир уже давно не берется за трудные пересадки, его имя и авторитет сами по себе дорого стоят, а перстень позволяет исцелить многие болезни, хотя сегодня почему-то не захотел помочь…
– Назначь день операции! – попросил, нет, скорей потребовал Ави.
Он не вникал во все сложности предстоящего дела, он просто хотел получить большие деньги. Использовав знания и руки учителя. Который должен рисковать репутацией, положением, налаженной жизнью… Причем рисковать независимо он исхода. Умрет Мамерк – груз ответственности ляжет на Кфира. Исцелится Мамерк – вновь всколыхнется волна слухов, обвиняющих Кфира в колдовстве. Конечно, такие слухи вспыхивали и раньше, но сейчас обстановка изменилась. Не стало могущественного тестя Бенциона Бен Арифа, ушел из жизни первосвященник Раббан Бен Закайи, вконец одряхлел и пребывает в забвении раввин Бен Исайя… Наместник Гарт отозван в Рим вместе с префектом Клавдием, начальником тайной стражи Флавием и другими приближенными командирами, со дня на день должен прибыть новый прокуратор… Кто сейчас пресечет сплетни, кто не даст им ходу, кто заступится за лекаря Кфира? Некому! Разве что тот, обращаться к которому Кфир очень не любил…
– Почему ты молчишь, Учитель? – сдвинул брови Ави. – Неужели ты не хочешь выполнить мою просьбу?
– Нет! – резко сказал Кфир. – Я научил тебя всему, что знал. И если ты хочешь исцелить этого несчастного, то вполне можешь сделать это самостоятельно. Тем более что в последнее время ты успешно обходился без меня и моих советов!
Не прощаясь, он покинул кабинет. Сидящие во дворе пациенты выжидающе смотрели на знаменитого лекаря. Особенно выразительный взгляд был у Мамерка. Похоже, он ждал ободряющих слов или хотя бы знака. Но Кфир, отвернувшись, прошел мимо и вышел на улицу.
Римская коляска, запряженная лоснящимся вороным конем – подарок Вителия Гарта, стояла у ворот. Он занял свое место, возница пустил коня рысью. Подскакивая на неровностях дороги, коляска резво покатила по улице. Неспешные прохожие едва успевали выскочить из-под колес и громко ругались вслед. Но Кфир не обращал на это внимания. Его одолевали тяжелые мысли.
Ученики, как правило, неблагодарны, и Ави не стал исключением. К тому же Шимону уже скоро двадцать четыре года, он научился азам врачевания, и ему давно пора начинать свою собственную практику. Но Ави будет мешать сыну так же, как когда-то Мар-Самуил мешал Ави. Значит, придется опять обращаться к помощи перстня… Но в прошлый раз невинная просьба направить пациентов от старого лекаря к молодому привела к смерти Мар-Самуила… Каким образом будет выполнено его желание на этот раз? Может быть, теперь сгорит дом Эльмуда со всеми домочадцами? Что ж, значит, у них такая судьба… Тем более, что Бенцион уже не заступится за своего любимца…
Коляска резко остановилась. Дорогу перекрыла шеренга пеших легионеров, которую возглавлял всадник в шлеме с гребнем, в кожаном нагруднике и красном плаще. Подняв руку, он приказал остановиться всем, кто хотел выехать или выйти на Дворцовую площадь. Там, перед дворцом прокуратора, спешивалась только прибывшая центурия. Покрытые дорожной пылью легионеры осматривались, разминали затекшие ноги, а в ворота дворца заезжали кареты и обозные повозки.
Лицо заступившего дорогу всадника закрывали крылья шлема, но поднятую руку Кфир узнал.
– Клодий!
Тот всмотрелся и подъехал ближе.
– Приветствую тебя, мой исцелитель!
– Что тут происходит? – спросил Кфир.
– Прибыл новый прокуратор, Публий Крадок, – понизив голос, сообщил Клодий. Хотя Кфир свел ему чужую татуировку, из-за странностей правой руки он так и не поднялся выше должности трибуна.
– И привез с собой всю семью: брат будет командовать легионом, а мать с сестрой своим присутствием подтвердят прочность римской власти, которая не боится сикариев
[25]
и других бунтовщиков!
– Смелое решение! Обычно консулы не привозят в дальние провинции свои семьи…
– Да, – кивнул трибун. – Они из знатного рода воинов. И известны тем, что никому не доверяют, окружая себя проверенными людьми. Меня скорей всего отправят в какой-нибудь захолустный гарнизон. Кстати, я хотел посоветоваться насчет моей руки. Она вновь ведет себя, как ей заблагорассудится…
– Приезжай как-нибудь вечером, Клодий. Мы обо всем поговорим.
Трибун кивнул и обернулся. Суета уже улеглась. Прокуратор с семьей скрылись в дворцовом саду, прибывшие легионеры отправились в казармы, освободив площадь. Только у ворот стояла обычная стража.
– Можно проезжать, – сказал Клодий лекарю и махнул рукой легионерам. Шеренга расступилась, освобождая дорогу.
Опустевшая было площадь снова наполнилась народом. Горшечник расставлял свой товар, писец сидел за столом, готовый за умеренную плату написать жалобу или челобитную, земледелец вез на телеге мешки с зерном, горожане шли, оживленно беседуя, жестикулируя и смеясь… Упитанный торговец вел осла, обвешанного амфорами с вином. Им было совершенно безразлично, что в провинцию прибыл новый прокуратор. Им было неинтересно, с кем приехал посланец Рима, какой он, насколько изменит политику и на кого поменяет префекта, легата, трибунов и центурионов…
