Куда Генка девал деньги – никто не знал, но при неплохих заработках Шульц был беден, как церковная мышь, не брезговал любой подработкой и даже, хотя и с неохотой, давал напрокат имеющийся транспорт особо доверенным клиентам. Студент как раз и был таким доверенным, ибо брал мотоцикл уже трижды – каждый раз, когда надо было добраться до сельских церквей, где жили бедные мыши и висели богатые иконы… Все три «дела» прошли гладко. Клюкарю
[39]
не требуется особое мастерство. Нужно лишь соблюдать минимальную осторожность. Церкви плохо укреплены и не охраняются. К тому же они отделены от государства, и легавые не спешат помогать попам, а те зачастую и не подают заявлений…
Настроение у Студента было скверным. И не только потому, что, прыгая на треугольном седле, он отбил себе всю задницу. Недавние расспросы Мерина разбередили давние воспоминания – как в семнадцать лет он провернул свое первое дело, оказавшееся крупным и громким…
По дурости провернул, по фарту, который новичкам сопутствует. Учился он тогда в десятом классе, и историчка повела их в краеведческий музей. Тогда еще ни специальной «золотой комнаты» не было, ни сигнализаций, ни охраны… А эти неровные кругляши под стеклом – были: желтые, толстенькие, с грубыми рисунками конских голов и воинов с мечами… Ничего хорошего он в них не нашел, но тетка-музейщица, с собранными в узел на затылке пегими волосами, соловьем разливалась, какие это редкие и ценные украшения. Петров с Коляном стали перешептываться: мол, если бы их стырить, вот бы разбогатели! Как будто им и так плохо жилось – папенькины сынки, сыты, обуты, одеты… Только очко у них не железное: языком болтать – это одно, а сделать – совсем другое… А он, если бы захотел – сделал бы… Бы… Если бы да кабы, во рту выросли грибы… Значит, он тоже такой же болтун? Нет, он болтать не будет, а молча сделает…
И сделал. Ночью с соседнего дома залез на музейную крышу, привязал к трубе обычную бельевую веревку, съехал по ней на подоконник второго этажа и через открытое окно спокойно влез в зал животного мира. Потом, когда он это вспоминал, его охватывал ужас. Вполне мог сорваться и разбиться, к тому же все это происходило в двадцати метрах от центральной улицы и любой прохожий или милицейский патруль могли его засечь через решетчатый забор… Но тогда он ни о чем не думал. Прошел в зал истории древнего мира, разбил витрину, собрал двенадцать тяжеленьких кругляшей, завернул в тряпку, сунул за пазуху и по той же веревке спустился на землю. Взяли его через месяц.
– Я бы тебе эти золотые зубы кирпичом выкрошил! – кричал на суде отец, демонстрируя свои правильные воззрения порядочного гражданина. Похоже, он и в суд пришел пьяным. Это его оправдывало: иначе не стал бы так форшмачить
[40]
сына… Валентин все надеялся расспросить его, когда освободится, но не вышло: отец попал под трамвай. Тоже по пьянке, что подтвердило Вальку его невиновность на суде.
Вначале Валек попал на малолетку, но вскоре его перевели на взросляк. Там он и встретил Антиквара. Тот был в авторитете и взял смышленого пацана, в одиночку провернувшего такое громкое дело, под свою опеку и защиту. Делился с ним богатыми передачами, помог наладить контакты с серьезными блатными. Валерию Ивановичу было под пятьдесят, он оказался человеком образованным, разбиравшимся в живописи, скульптуре, нумизматике. Он-то и рассказал Вальку, что работать с произведениями искусства и предметами старины гораздо выгоднее, чем гонять марку на резине
[41]
или бомбить хаты. Антиквар многому его научил, привил вкус к чтению газет, энциклопедий и книг по искусству. Лагерные библиотекари не могли нарадоваться на пытливого и любознательного молодого человека.
Потом, уже на воле, они несколько раз работали в музеях, однажды вскрыли частную коллекцию, и Валек убедился, что это чистая, почетная и выгодная работа. Валерий Петрович ввел его в узкий круг своих постоянных заказчиков, рассказал о наиболее известных коллекциях, брал с собой на деловые встречи с реставраторами, художниками, коллекционерами… Он свел и с Сазаном, который стал постоянным клиентом. Студент учился у Антиквара не только ремеслу, но и жизни. Он впитывал его жизненные воззрения и взгляды на окружающий мир. Вслед за своим наставником он стал с презрением относиться к «обычным» вонючим жуликам, тупым грабителям, жестоким бандитам и убийцам. Зато изучал серьезную литературу по искусству, реставрации, читал газеты, особенно следил за криминальной хроникой. Параллельно интересовался такими разными вещами, как Уголовный кодекс и входящие в моду системы сигнализации, замки и отмычки… Он научился бесшумно выдавливать стекла, используя клей и газету, вскрывать толстые витрины с помощью «балерины»
[42]
, подбирать ключи к замкам и действовать отмычками. Он перенимал у наставника все, что мог: привычки, манеру разговаривать, общаться с другими людьми и другие особенности поведения, – все то, что в совокупности образует образ жизни. Он аккуратно одевался, без необходимости старался не сквернословить и не использовать жаргон, никогда не напивался. Стал избавляться от следов «зоновского» прошлого: сводить татуировки…
Попался он на сбыте украденного Антикваром ордена Петровской эпохи, наставника, естественно, не выдал, получил три года, через два освободился. За это время Валерия Петровича не стало: его зарезали прямо в собственной кровати и вынесли из квартиры все, что было ценного. Сделал это, разумеется, кто-то из своих…
Студент остался один. Попадать в тюрьму ему больше не хотелось, не собирался он шарить по карманам или чистить «хаты», налеты и бандитизм он тоже считал ниже своего достоинства. Оставалось только продолжать дело наставника, благо у него осталась клиентура Антиквара, широкая известность в узких кругах и специфические навыки. Все шло хорошо: он «взял» несколько сельских церквушек, поднакопил «капусты» и собирался поменять комнату в коммуналке на изолированную квартиру. Правда, красавица Зинка – певичка из кинотеатра «Родина», не откликалась на его ухаживания, да это беда – не беда… Заинтересовался перстнем, который приносил блатной фарт и удачу и о котором ходили многочисленные байки в уголовном мире. Даже песни были сложены о фартовом кольце, а когда опытный вор Мерин подтвердил его существование, он твердо решил отыскать эту штуковину… Словом, все было путево, но черт дернул сесть играть в «очко», и Студент мало того, что спустил все, что было, но еще и вкатил Матросу под воровское слово семь штукарей новыми
[43]
– огромная сумма, если учесть, что автомобиль «Москвич» стоил тысячу, «Победа» – тысячу шестьсот, а огромный красавец «ЗиМ», на котором рассекали генералы и профессора – четыре тысячи…
Где взять такую сумму? Конечно, за пару месяцев можно собрать, если повезет… Но Матрос ждать не любит, и вот сейчас он ехал на «дело», чтобы разом решить проблему…
