– А это копье? – вмешался Бернштейн. – Гитлер, будь он неладен, в тысяча девятьсот девятом до глубокой ночи простоял перед ним, даже в прострацию впал. И якобы увидел свое предназначение – править миром! А тридцать лет спустя, оккупировав Австрию, сразу вывез Копье Судьбы из Вены в Нюрнберг…
– Нашел кого привести в пример, – вяло огрызнулся Охотников. – Всем известно, что он был психом и параноиком.
– Но, между прочим, – заметил Сухомлинов, – в конце войны американские контрразведчики изъяли Копье Судьбы, а через час Гитлер застрелился.
– Совпадение! – мотнул головой Охотников.
– Возможно. Но любопытное!
– А ты, Фелюксишка, что отмалчиваешься? – спросил Бернштейн. – Ты веришь в чудодейственную силу старинных вещей?
– Не только верю, господа, я доподлинно знаю про артефакт, влияющий на человеческие судьбы…
– Только не надо вот этих старорежимных и чуждых обращений: господа, мусью, сэры, – предостерегающе заметил Бернштейн. – И тебе, Феликс, не советую кичиться своим графством. Сейчас вроде бы стало посвободнее дышать, а завтра неизвестно, что будет…
– Саша, во-первых, княжеством, а во-вторых, нельзя же всю жизнь своей тени бояться. Сейчас наступила оттепель! А дальше будет еще больше свободы. – Юздовский смотрел на гостя с нескрываемым раздражением.
– Ну-ну, – примирительно буркнул тот.
– И на чью судьбу он повлиял? – спросил Сухомлинов, не обратив внимания на эту маленькую перепалку.
– На многие. И в частности, на судьбу моего прапрадеда – князя Феликса Юздовского. Кстати, Александр Исаакович, княжеский титул выше графского.
– Хорошо, – кивнул Бернштейн. – А десерт ожидается? После хорошего обеда я люблю ароматы цитрусовых и кофе…
– Отвыкайте, завтра неизвестно, что будет. Давайте вот, лучше, коньячок допьем…
– Так вы с князем тезки? – поинтересовался адвокат. – Случайно или как?
– Очень даже не случайно! – Феликс гордо выпятил грудь. – У нас в роду ходили только три мужских имени: Феликс, Жорж и Збигнев. Так вот, о прапрадеде своем я вам рассказывал, если помните…
– Помним-помним, – за всех ответил Александр Исаакович. – Жил здесь, в Питере, стрелялся на дуэли… Только тогда мы думали, что это блеф…
– Нет, не блеф! – Феликс вытянул руки. В накрахмаленных белых манжетах гордо сверкали неукротимым красным огнем крупные рубины.
– Это его запонки. И почти половина моей коллекции из его собрания. Хотя это только ничтожная часть… Князь был известной фигурой в Петербурге. Коллекционер, меценат, к нему в гости дважды государь император заезжал, смотрел некоторые экспонаты. Дед Збигнев рассказывал отцу, что у него была лучшая коллекция мечей, полотна известнейших живописцев – и Рембрандт, и Диего Веласкес, и антика была представлена изрядно… Князя по всей России знали…
Феликс Петрович на миг задумался и, не глядя на гостей, как бы между прочим заметил:
– Его портрет в Москве висит, в Третьяковке. Я специально ездил, смотрел. Мы с ним, кстати, очень похожи.
Охотников улыбнулся, но промолчал.
– Так вот, у нас в семье легенда передается из поколения в поколение, будто князь гонялся за перстнем Иуды. Им обладал какой-то престарелый граф, которому перстень давал в любви силу юноши, в картах – приносил верный выигрыш и вообще защищал от всех бед и невзгод.
– Извини, Феликс, я тебя перебью, – заполнил наступившую паузу Бернштейн. – А при чем здесь Иуда?
Феликс выразительно развел руками.
– Считалось, что его первым обладателем был сам Иуда. Но князь, очевидно, убедился в его магической силе, потому что пытался выкупить или поменять, однако хозяин не соглашался ни в какую…
Граф разлил коньяк и виски, они молча выпили.
– А потом что-то получилось: карточный проигрыш, денежный залог, ссора. В общем, князь стрелялся из-за этого перстня на дуэли…
– С графом? – спросил Бернштейн.
– Нет, тот уже был совсем плох и передал перстень племяннику. Зеленый сопляк из провинции, никогда пистолета в руки не брал… И он уложил князя первым выстрелом, хотя тот был стрелок изрядный… Считали, что дело тут нечисто… Моего предка похоронили, молокососа осудили и сослали, вот так закончилась эта история!
– А перстень? – взволнованно спросил Александр Исаакович. – Перстень-то куда делся?..
– А перстень был конфискован государственными органами и приобщен к делу в качестве вещественного доказательства. Все, с тех пор о нем никто ничего не слышал.
– Да, вот бы его найти! – Бернштейн задумчиво покачал головой. – Такие вещи бесследно не пропадают… А каков он? Ты хоть знаешь, как он выглядит?
– Описание передавалось из поколения в поколение, рисунки. И мне отец рисовал… Говорят, от него такая сила исходила, что ни с чем не спутаешь…
Феликс принес лист плотной бумаги, паркеровскую авторучку с золотым пером и принялся быстро делать набросок.
– Ободок выполнен из неизвестного металла, может, темного цвета со светлым отливом, а может, наоборот – светлого с темным, – или подсказывал он сам себе, или объяснял остальным. – Впереди оскаленная морда – то ли льва, то ли какого-то страшного чудовища… А в пасти у него…
– А в пасти эта рожа держит круглый черный камень чешуйчатой огранки, – закончил Охотников, чья голова уже покоилась на ладони правой руки, а красные глаза кролика превратились в узкие щелочки. Он был пьян в стельку, хотя и держался изо всех сил.
Феликс уронил ручку, капля синих чернил брызнула на изображение морды неизвестного чудовища. Как раз туда, где должен был находиться таинственный камень.
– Откуда ты знаешь?! – вскричал он так, что все поняли – альбинос попал в точку.
Вместо ответа Охотников икнул.
– Откуда тебе известно, что во рту льва? Где ты видел этот перстень?!
Охотников оторвал тяжелую голову от ладони, улыбнулся и назидательно произнес:
– Да в Эрмитаже. В рыцарском зале!
В наступившей тишине он вновь опустил голову на ладонь:
– Тоже мне, ценители искусства. В музеях бывать надо!..
Юздовский молча сидел, опустошенно глядя на пьяного приятеля. Наконец, он будто очнулся и хриплым голосом спросил:
– Когда ты его там видел?
– Неделю как. Или две. Его из запасников выложили в экспозицию. Вот так, работники культуры!
Трое более трезвых мужчин переглянулись.
– Сходи посмотри, Фелюксишка, – сказал Александр Исаакович. – Скорей всего – просто похожий. А там, как знать… Всякое в жизни бывает…
Он встал.
– Ну, мне пора. Спасибо за великолепный обед, а главное, за интересную беседу.
