Огаста устала. Но и ее застывшего лица хватило, чтобы он замолчал. Она повернулась и продолжила подъем. Спина оставалась прямой, но каждая ступенька преодолевалась с трудом.
— Естественно, — наконец ответила она. — Так же, как и ты, Брэндон. Я хочу, чтобы за столом ты воздержался об обсуждения таких неприятных тем, как трущобы и их несчастные обитатели, особенно когда у нас гости. Это свидетельствует о плохих манерах и вызывает исключительно раздражение. Я ожидала, что ты поймешь это сам. Социальная совесть — это хорошо, но проявлять ее надо в подходящих для этого ситуациях и местах. А с учетом того, что этот скандальный лакей когда-то служил в нашем доме, я буду тебе признательна, если ты воздержишься от упоминания его имени. Я не хочу, чтобы наши слуги впали в истерику. Это может привести к тому, что половина из них напишет заявление об уходе, а тебе прекрасно известно, как трудно нынче с хорошими слугами! — Она добралась до лестничной площадки и повернула к своей спальне. — Спокойной ночи, Брэндон.
Ему не оставалось ничего другого, как пожелать доброй ночи жене и пойти к себе. Комната показалась незнакомой, хотя и мебель, и книги, и сувениры многие годы стояли на своих местах.
Наутро в коридоре Балантайна встретил Страйд, бледный как смерть. Руки он сцепил на животе, хотя обычно они висели по бокам. Ни одной женщины Балантайн не видел и на мгновение даже подумал, что Огаста права: все взяли расчет и разбежались под покровом ночи, боясь находиться под той самой крышей, где когда-то жил Макс, словно его призрак мог прийти за ними и утащить в бордель.
Страйд ждал, его глаза переполняла тоска.
— Что теперь? — спросил Балантайн. — Что случилось?
— Газеты, сэр…
Всего-то! Балантайн ощутил безмерное облегчение.
— Господи, значит, их принесут позже. А если не принесут через час, пошли за ними кого-нибудь. — И он чуть повернулся, чтобы протиснуться мимо него и пройти на завтрак.
Но Страйд стоял как скала.
— Нет, сэр. Боюсь, я недостаточно ясно выразился. Газеты принесли… я о том, что в них. В Девилз-акр еще одно убийство, сэр. И теперь все гораздо хуже.
Балантайн не мог представить себе, что может быть хуже кастрации Губерта Пинчина. Попытался, но не получилось.
— Его, правда, не так ужасно… — Страйд замялся, сглотнул слюну, — изуродовали, сэр.
Генерал сначала не понял, потом чуть расслабился.
— Не так ужасно? Но ты сказал, что все гораздо хуже.
Страйд понизил голос.
— Убили сэра Бертрама Эстли, сэр. Его нашли рядом с домом удовольствий, только для мужчин.
— Для мужчин?.. Святый Боже! Ты про гомосексуальный бордель?
Страйд поморщился; он не привык к такой вульгарной откровенности.
— Да, сэр.
— Берти Эстли… — Балантайну стало нехорошо. Внезапно запах кеджери
[14]
, плывущий из утренней столовой, вызвал тошноту.
— Не желаете выпить бренди, сэр? — предложил Страйд.
— Да, пожалуй. — Благослови Боже этого человека. Балантайн раньше недооценивал его. — Да, с удовольствием. — И он направился к библиотеке.
— Желаете, чтобы я сказал ее светлости, сэр?
Балантайн замер. Ему хотелось уберечь жену от такой неприятной новости. Это ужасно. Лучше бы ей вообще не знать.
— Скажи ей, что произошло еще одно убийство. — Она, конечно, все равно узнает. Такого не скроешь. Но будет лучше, если Страйд тактично сообщит ей об этом, чем она прочитает газетную статью со всеми леденящими кровь подробностями. Или кто-то, не подумав, сболтнет ей. — Пожалуй, скажи ей, что убили Бертрама Эстли, но не говори, где его нашли.
— Будет исполнено, сэр. К сожалению, о смерти сэра Бертрама очень скоро будут говорить на всех углах. — Страйд поклонился.
— Да, — Балантайн не знал, что еще сказать. — Да. Спасибо, Страйд. — Он прошел в библиотеку и увидел, что бренди уже ждет его на серебряном подносе рядом с газетой. Он налил себе маленький стаканчик и развернул газету.
Тело сэра Бертрама Эстли нашли у двери дома, пользовавшегося в Девилз-акр сомнительной репутацией. Какая-то идиотская получилась фраза. Причиной смерти стала глубокая колотая рана в спине, но еще его полоснули ножом по паху. Более интимные части тела не упоминались, но и без этого все было ясно и понятно. Очевидно, убийца намеревался кастрировать сэра Эстли, как и предыдущих жертв, но что-то или кто-то его спугнул, и вся безумная ненависть маньяка вылилась в один неистовый взмах ножа. Расследование этого убийства, как и двух других, возложили на инспектора Томаса Питта.
Балантайн опустил газету и выпил бренди одним обжигающим глотком.
Глава 5
В предрассветной темноте к Питту приехал сержант в двухколесном кэбе. Мужчина мял в руках шляпу онемевшими от холода пальцами, пытаясь объяснить причину ночного приезда, не делая упора на ужасных подробностях, увиденных собственными глазами.
Томас сразу все понял. Еще одно убийство. Только очень серьезная причина могла привести сержанта к его двери в такой час.
— На улице жуткий холод, сэр. — Сержант попытался хоть как-то помочь.
— Благодарю.
Питт надел пиджак, а потом просторное пальто, в котором при ветре напоминал надутый парус. Взял шарф из протянутой руки сержанта, обмотал им шею, нахлобучил шляпу на уши и открыл входную дверь. За порогом, как и предупреждал сержант, его встретил жуткий холод.
Двое полицейских сели в кеб, и тот повез их по неровной брусчатке в Девилз-акр.
— Так что? — спросил Питт.
Сержант покачал головой.
— Плохо дело. — Он печально вздохнул. — Сэр Бертрам Эстли. Порезан ножом… но… ну… не на куски, как вы могли бы сказать.
— Не так изуродован, как остальные?
— Да… выглядит все так, будто нашего маньяка спугнули. Помешали довести дело до конца… — Он вновь покачал головой. — Не знаю.
— Не дали довести дело до конца? — переспросил Питт.
— Да, сэр. Я не знаю, что придется говорить семье! Его нашли на пороге борделя… который только для мужчин…
— Боже!
Томас наконец-то понял, в чем дело, почему сержант с таким трудом находил слова. Действительно, как сказать Эстли, что глава их семьи убит и едва не кастрирован на пороге борделя для проституток-мальчиков? Теперь он понимал и печаль на лице сержанта, и не столь нужное предупреждение о холоде.
Но прежде всего следовало взглянуть на труп и место, где его нашли.
— Извините, сэр. — Сержант чуть глубже надвинул шляпу.
— Кто его нашел и когда? — спросил Питт.
