– Этого не может быть… – вяло повторил Павлов.
Он ждал еще чего-то – может быть, дополнительных разъяснений, – но Леденцов молчал. Неловко попрощавшись, корнет шагнул к выходу, но он двигался, как сомнамбула, не видя ничего вокруг себя, и плечом врезался в стену.
– Вы не ушиблись? – на всякий случай спросил Леденцов.
– Я? – Владимир обратил к нему бледное лицо со странной, застывшей улыбкой. – Нет. Душа болит, – добавил он, – но это такие пустяки!
«Что он хотел сказать?» – подумал Леденцов, когда за гостем затворилась дверь. Однако корнет так мало интересовал его, что Гиацинт уже через минуту забыл о нем.
Он прочитал несколько страниц из романа, который любила его мать, и разочарованно закрыл книгу. Это тоже был осколок какого-то другого мира, хотя, на вкус сыщика, этот мир был чересчур сентиментален и малость глуповат.
Сидя в уютном старом кресле, Леденцов задумался над тем, нет ли у них какой-либо возможности притянуть к ответу Максима Курагина, но по зрелом размышлении вынужден был признать, что нет. Разве что, усмехнулся сыщик, взять револьвер и влепить этому самоуверенному чистенькому мерзавцу пулю в грудь. С этой утешительной мыслью Гиацинт и лег спать.
– Что вам угодно, сударь?
– Я хотел бы купить револьвер…
– Французский, американский? У каждого из них свои достоинства…
– Нет, это для меня дороговато… Я хотел бы что-нибудь подешевле.
– Тульский? – Приказчик всем своим лицом изобразил самое искреннее сомнение. – Честное слово, сударь, хотя он и дешев, но… право, не советую его брать. Один вот купил такой и случайно ногу себе прострелил, а все потому, что не знаешь, когда он, подлец, выстрелит…
– Но он стреляет?
– Ну… да.
– Это все, что мне нужно…
Через несколько дней Зимородков вызвал Леденцова к себе.
– Гиацинт Христофорович, садитесь, голубчик… Нет-нет, я сам затворю дверь. Дело вот в чем: расследование завершено, но… Я предлагаю все-таки его продолжить. Понимаете, Амалия Константиновна вчера сказала одну вещь, которая заставила меня задуматься…
– Вы все же надеетесь взять Курагина? – спросил Леденцов после паузы.
– Скажу вам больше: я сочту личным для себя оскорблением, если этот молодчик будет разгуливать на свободе.
Леденцов поднялся с места и протянул Зимородкову руку.
– Александр Богданович, располагайте мной, как сочтете нужным… Я с вами.
Чиновник молча пожал Гиацинту руку, но тот видел, что Зимородков тронут.
– Я узнал, что этот прохвост собирается съездить в Финляндию вместе с супругой. Что ж, май – весьма подходящее время для путешествия…
– Какова цель его поездки? – быстро спросил Леденцов.
– У него там имение с великолепным видом. Он купил его через несколько месяцев после убийства Никитиной, – мрачно добавил Александр Богданович.
…В купе первого класса молодая беременная женщина читала французский модный журнал. В дверь постучали. На пороге стоял носильщик с небольшой подушкой. У его ног прикорнул огромный чемодан.
– Это не наши вещи, – сказала дама удивленно, опуская журнал.
– А вы, сударыня…
– Я Ольга Курагина. Нет, это не наши вещи, вы, верно, ошиблись…
Через несколько минут Максим Васильевич (он отходил за сигаретами) вернулся в купе.
– О… Оля! Оленька!
Полулежа на бархатном диване, его жена билась в последних конвульсиях. На ее груди расплывалось кровавое пятно. На другом конце дивана, ближе к выходу, валялся дешевый револьвер.
– Оля! – закричал Курагин, еще не веря, что вся его жизнь в это мгновение рушится окончательно и бесповоротно, и отныне уже ничто не будет так, как было прежде. – Боже мой! На помощь! Помогите!
Не соображая, что делает, он схватил револьвер, и тут случилось нечто ужасное. Дрянное дешевое оружие подпрыгнуло в его пальцах и от толчка выстрелило. Пуля попала Ольге в голову. Молодая женщина перестала биться и стала сползать вниз…
Однако за мгновение до выстрела, услышав крики адвоката, в купе ворвались двое людей в штатском. Это были Александр Зимородков и Гиацинт Леденцов.
– Ее убили! – закричал Максим Васильевич, бросаясь к ним. – Убили, вы понимаете? Боже мой!
– Да, Максим Васильевич, – кивнул Зимородков, ловко вынимая револьвер из его пальцев. – Мы с господином Леденцовым видели, как вы только что застрелили свою жену. Это произошло на наших глазах.
Адвокат окаменел.
– Но я… Это не я! Не я, понимаете? Я любил ее! Я жизнь бы за нее отдал… Револьвер сам выстрелил! Сам!
– Я понимаю, что трудно остановиться, когда все всегда сходило с рук, – холодно сказал Зимородков. – Говорят, вас недавно видели на ипподроме с певицей Кирсановой.
– Я просто беседовал с ней…
– Неужели? И после этой беседы вы решили избавиться от своей жены? Что, убить ее оказалось проще, чем просить развода?
Понимая, что ему не верят и скорее всего не поверят уже никогда, Курагин застонал и повалился на колени, уткнувшись лицом в платье мертвой жены…
А на другом конце вокзала человек, переодетый носильщиком, содрал с себя униформу, обернул ее вокруг простреленной подушки, сыгравшей роль глушителя, и быстрым шагом двинулся прочь.
Выстрелив в жену адвоката, он ощутил такой ужас, что выронил оружие, попятился из купе и бросился прочь. Отчаяние и паника подгоняли его. Ему было мучительно плохо с самим собой, но раньше, когда он думал о том, что действия Курагина останутся неотомщенными, было еще хуже.
Он ощущал себя убийцей и был готов к тому, что первый же городовой неминуемо арестует его. Но никто не обращал на него внимания, не считая девушек-работниц, которые поглядывали на молодого привлекательного человека с улыбкой.
После того, что он совершил, Владимир Павлов хотел только одного: добраться до своей квартиры и застрелиться. Но майский день был так хорош, что мысли о смерти как-то незаметно отступили на задний план.
Он шел, чувствуя, как мало-помалу успокаивается бешено пульсировавшая в артериях кровь, и думал о том, что в жизни у него никого не было, кроме Ольги Верейской. Ветреная, легкомысленная, неверная, она все же единственная по-настоящему любила его, и когда ее у него отняли – так, мимоходом, ни за что, если вдуматься, – он почувствовал себя так, словно у него вырвали душу.
Раньше его ужаснула бы одна мысль о том, чтобы обидеть женщину, а теперь он поймал себя на том, что лишь пожимает плечами, думая об убийстве Ольги Курагиной. Нет, он не собирался ее убивать. Он хотел убить ее мужа. Но адвоката в купе не оказалось, он куда-то исчез. Зато оказалась эта женщина, которая равнодушно поглядела на него, одетого носильщиком, и сказала, что ее зовут Ольга.
