— Но? — попыталась Мейси побудить леди Роуэн высказаться.
— Каждый раз размышления о прошлом тревожат меня. Какое-то время правительство считало суфражисток сборищем алчных отщепенцев, но после объявления войны наши ряды раскололись. Одни стали любимицами премьер-министра Великобритании Ллойда Джорджа, убеждавшего женщин отпустить мужей на войну и взять на себя их работу, пока они не вернутся. Другие же, вместе с остальными женщинами Европы, выступили за мир. Честно говоря, полагаю, в глубине души они просто не хотели оставаться в стороне. В каждой из нас живет Боудикка,
[11]
— заметила леди Роуэн с грустной улыбкой. — Но некоторые женщины, особенно девушки, бесцельно проживавшие жизнь, ощутили свою важность и сопричастность к какому-то делу, возможно, даже некоторое родство. И, собравшись вместе, вынуждали юношей идти на войну. Интересно, быть может, они даже играли, начисляя себе баллы за каждого мужчину, которого удавалось склонить к военной службе.
Мейси и пожилая леди одновременно повернулись и направились обратно к особняку. Некоторое время они шли молча, а потом леди Роуэн снова заговорила:
— Ты не скажешь мне, зачем ты спрашивала меня об этом? Откуда такой интерес к ордену Белого пера?
Мейси глубоко вздохнула.
— У меня есть основания полагать, что недавние убийства трех женщин связаны с этим женским движением.
Леди Роуэн кивнула. Казалось, она осталась недовольна тем, что ранняя прогулка подошла к концу.
— Вот что я ненавижу в войне: она не заканчивается даже после победы. Конечно, кажется, что все опять друзья-товарищи, снова заключают все эти международные соглашения, контракты, союзы и прочее. Но война ведь еще не угасла в людских сердцах, верно? — Она обернулась к Мейси. — Боже, я говорю, как Морис!
Они пошли среди ухоженных лужаек по дорожке к особняку.
— Мейси, позавтракаешь со мной?
— Нет, мне уже пора. Но прежде разрешите воспользоваться вашим телефоном?
— Тебе не нужно спрашивать разрешения. Действуй. — Леди Роуэн помахала Мейси. — И береги себя, слышишь? Мы ждем твоего мистера Била к концу месяца!
«Если только успею закрыть дело», — на бегу подумала Мейси.
— Мисс Доббс, я так рад вас слышать. Я снова говорил с доктором…
— Я звоню совсем по другому поводу, доктор Дин. Послушайте, я спешу. Вы не могли бы мне помочь? Вы всё еще хорошо ориентируетесь в Бермондси?
— Конечно. Между прочим, раз в две недели по выходным я подрабатываю в лечебнице Мориса.
— А, понятно. — Мейси удивилась, что до сих пор не знала о непрерывной связи Дина с работой Мориса. — Мне нужно отыскать девушку, которая может скрываться в Бермондси. Ей может угрожать опасность, и я должна поскорее найти ее. Как можно скорее. Вы не знаете, кто бы мог мне помочь?
Дин рассмеялся.
— Шпионские страсти какие-то, а, мисс Доббс?
— Я говорю абсолютно серьезно. — Мейси почувствовала, что теряет терпение. — Не можете помочь, так и скажите.
Голос Дина переменился.
— Простите. У меня есть один знакомый. Его зовут Смайли Рэкхем. Обычно он ошивается возле паба «Лук и стрелы». Это недалеко от Саутуорк-парк-роуд, рядом с рынком. В общем, пройдете рынок, на углу будет лавка с выпечкой, там свернете в переулок и выйдете прямо к пабу. Его трудно не заметить. Смайли торгует спичками. Вы сразу его узнаете: у него шрам от губы до уха. Он выглядит так, будто скалится во весь рот.
— О, его ранило на войне?
— Если он и мог где-то воевать, то разве что в Крыму. Но нет, просто мальчишкой Смайли работал на барже, и однажды его зацепило крюком разгрузочного крана. — Доктор рассмеялся. — Зная Смайли, могу сказать, что рот его в тот момент был нараспашку. В любом случае, даже если в Бермондси сейчас немало приезжих, шанса подзаработать он не упустит. Лучше всего начать с него. Хотя пару шиллингов выложить придется.
— Спасибо, доктор Дин.
— Мисс Доббс…
Но Мейси уже повесила трубку. У нее едва оставалось время, чтобы успеть в Пембери к утреннему часу приема посетителей.
Всю дорогу от госпиталя в Пембери до парковки в Бермондси Мейси не переставала винить себя. Разговор с отцом вышел какой-то натянутый. Они оба пытались отвлечь друг друга, стараясь избежать серьезных тем. Ей, слишком озабоченной делами, было не до разговоров о матери. Наконец, заметив ее скованность, Фрэнки спросил: «Никак не отвлечешься от работы, дорогая?» Он настоял на том, чтобы Мейси не задерживалась, и она с облегчением покинула палату, пообещав в следующий раз посидеть подольше. В следующий раз… «Он не молодеет» — стучали в ее голове слова Мориса, когда она на всех парах неслась в Лондон. Теперь предстояло отыскать Смайли Рэкхема.
Прибыв на место, она увидела извивающуюся людскую массу, наводнявшую рынок, который обычно оставался оживленным до поздней ночи. Даже лоточницы были одеты по-мужски: в кепки, потертые жилеты и фартуки из старой мешковины. Они перекликались, выкрикивая цены и приводя в движение шумную толпу. Наконец Мейси нашла паб «Лук и стрелы». Как и предсказал Дин, неподалеку стоял Смайли Рэкхем.
— Мистер Рэкхем? — спросила Мейси, наклонившись к старику.
Его одежда, хоть и опрятная, словно когда-то принадлежавшая джентльмену, явно знавала лучшие времена. Под фуражкой блестели живые глаза, а когда он улыбнулся, на его щетинистом подбородке появилась ямочка. Широкая улыбка лишь подчеркивала багровый шрам, красочно описанный Дином.
— А кто интересуется?
— Меня зовут Мейси Доббс, — ответила она, намеренно переходя на южнолондонский диалект ее детства. — Эндрю Дин сказал, что вы мне поможете.
— Старина Энди предложил заглянуть ко мне, да?
— Да. Энди говорил, что вы тут всех знаете.
— Каждый раз, как кембриджские благодетели зайдут, так всякие загадки загадывают.
Если бы не срочное дело, Мейси наверняка бы рассмеялась. Но сейчас она хотела скорее задать вопрос. Она вынула фото Шарлотты Уэйт и передала Рэкхему.
— Конечно, глаза мои уже не те, что прежде. Верно, придется очками разжиться, — сказал старик и, прищурившись, посмотрел на Мейси. — Знаете, они сейчас так дорого стоят…
Мейси извлекла из кошелька блестящие полкроны и протянула Смайли.
— На хорошие очки хватит. Ладно, что у нас тут? — Старик постучал пальцами по виску. — Придется напрячь мои старые клеточки.
Смайли взглянул на фотографию, поднес ближе и снова сощурился.
— Я все рожи запоминаю. Фотографическая память, так мне говорили. Ладно… — Старик помолчал. — Она как будто нездешняя, правда?
