И теперь, хотя она лежала, закутавшись в одеяло, а в ногах была грелка, Мейси вся дрожала, и ей было страшно. Может, поговорить с доктором Бланшем о странном чувстве, которое у нее иногда появляется: в сознании словно вспышка возникает образ будущего, как если бы на экране кинотеатра показали несколько кадров из фильма.
Всего через неделю после того, как Инид открылась Мейси, Джеймс Комптон отплыл на пароходе в Канаду. Из-за этого Инид стала раздражительной.
— Погаси ты этот чертов свет, чтобы я могла немного поспать. Мне это надоело. Уже за полночь, а я только и слышу, как ты листаешь, листаешь эти проклятые страницы.
Мейси подняла взгляд от книги на холмик, который представляла собой Инид на соседней кровати. Лица Инид не было видно, потому что она легла на бок спиной к ней и укрылась одеялом с головой.
— Извини, Инид, я не представляла…
Внезапно над одеялом поднялась рука, и Инид села, лицо ее было багровым от ярости.
— Да ты и не хочешь представлять, так ведь, мисс Умница? Вечно сидишь, уткнувшись в книгу, когда все остальные работают.
— Инид, но я выполняю свою долю работы. Никому не приходится работать за меня. Я могу справляться со своими обязанностями.
— Вот как? Можешь справляться? Так вот, когда подойдешь к зеркалу причесываться, посмотри на угольные мешки у себя под глазами. Ты выматываешься. А из-за всего прочего, чем тебе приходится заниматься, просто удивительно, что можешь вставать по утрам. Ну все! Я сплю и тебе советую.
Мейси быстро заложила страницу в книге, взятой недавно у Мориса, и погасила лампу на ночном столике. Натянула одеяло до плеч, прижала ладони к слезящимся глазам и задумалась над словами Инид. Ей казалось, что после того доверительною разговора Инид стала неприветливой, неприятной, словно крушение надежд на то, что однажды она станет леди, обозлило ее на весь мир. Мейси стала избегать ее после того, как Инид вышла из себя, услышав просьбу подбросить угля в печку в одной из верхних комнат, и получила от Картера выговор. Но, видимо, Картер кое-что понял, потому что вызвал Мейси в свой кабинет рядом с кухней.
— Мейси, меня беспокоит, будешь ли ты способна справляться с работой по дому и планом учебы, который составил доктор Бланш.
— Мистер Картер, я справляюсь.
— Хочу, чтобы ты знала: я наблюдаю. Я, конечно, должен поддерживать желания ее светлости, но кроме того, если потребуются перемены, должен буду довести это до ее сведения.
— Нет, этого не нужно. Я справлюсь, сэр. Обещаю.
— Правильно, Мейси. Можешь возвращаться к своим обязанностям. Но только смотри, хорошенько смотри, чтобы твоя работа завершалась к концу дня.
— Хорошо, мистер Картер.
В следующее воскресенье Мейси приехала к отцу с тяжелым сердцем. Больше, чем когда-либо с тех пор, как у нее начались занятия с доктором Бланшем, ей не терпелось уйти из этого дома и погрузиться в тепло конюшни и отцовской любви.
— Вот и ты. Поздновато сегодня, а, маленькая Мейси?
— Да, папа. Я поздно поднялась, потом пришлось задержаться, чтобы покончить кое с какими делами, поэтому опоздала на автобус. Пришлось ждать следующего.
— О, так ты не в состоянии вовремя встать в тот единственный день, когда можно навестить бедного старого отца?
— Нет, папа, это не так, — возразила Мейси.
Она сняла шляпку и пальто и положила на корзинку, оставленную за дверью конюшни, подошла к Персефоне и погладила нежное место за ушами.
— Папа, я чуть-чуть опоздала, и только.
— Ты не слишком много читаешь?
— Нет.
— Ну, тогда, дочка, как прошла у тебя неделя? Чем занималась?
— О, на кухне у нас произошел переполох. Миссис Кроуфорд экспериментировала: налила бренди на жарившееся мясо, а потом поднесла к нему огонь. Это какая-то новая французская идея, о которой леди Комптон спрашивала мистера Картера. Так чуть не загорелась вся кухня! Папа, видел бы ты! Это было комично!
Фрэнки Доббс прекратил работу и посмотрел на Мейси.
— Папа, в чем дело?
Улыбка словно бы испарилась с ее лица.
— Комично, значит? Мне это нравится. Комично. Уже не можешь говорить простыми словами. Нужно употреблять книжные, да?
— Но, папа… я думала…
— В том-то и беда с тобой. Слишком много думаешь. Не знаю…
Фрэнки повернулся спиной к дочери; по положению плеч можно было догадаться, что в нем закипает гнев, а это случалось редко.
— Не знаю. Я думал, хорошо, что ты получаешь образование. Теперь не знаю. Скоро небось не захочешь разговаривать с такими, как я.
— Папа, это глупо.
— Я глупый, вот как?
Фрэнки снова посмотрел на дочь, и глаза его засверкали.
— Ты не так меня понял. Я имела в виду…
Мейси устала и опустила руку, Персефона ткнулась в нее носом, чтобы она продолжала гладить за ушами, но тщетно. Отец с дочерью стояли в напряженном молчании.
Как это произошло? Почему то кажется, что все на ее стороне, а через минуту — что все против? Что она сделала не так? Мейси подошла к перевернутому ящику в углу и тяжело села на него. Она думала, как исправить разлад с любимым отцом, и морщины, прорезавшие лоб, составляли контраст с ее юным лицом.
— Папа, мне очень жаль.
— Мне тоже. Прежде всего жаль, что завел разговор об этом с мистером Картером.
— Папа, ты правильно сделал. У меня никогда не было бы такой возможности…
Фрэнки тоже устал. Он устал беспокоиться о Мейси, бояться, что она окажется в кругах выше ее общественного положения и уже не вернется. Устал сознавать себя недостаточно хорошим для дочери.
— Знаю, дочка. Знаю. Давай прекратим эту ссору. Только приезжай по воскресеньям навестить своего старого папу.
Мейси подалась к отцу, севшему на перевернутый ящик рядом с ней, обняла за шею и заплакала.
— Перестань, дочка. Давай забудем об этой ссоре.
— Папа, я по тебе скучаю.
— И я по тебе, дорогая моя.
Они еще посидели так, потом Фрэнки объявил, что нужно идти в парк, если хотят застать лучшее время дня. Вдвоем они закончили работу и, оставив Персефону отдыхать, пошли в парк прогуляться и съесть бутерброды, которые приготовила миссис Кроуфорд.
Возвращаясь вечером в Белгравию, Мейси невольно вспомнила отцову вспышку и задалась вопросом, как ей сочетать свои обязанности. Словно этого было мало, Инид при ее появлении в мансардной комнате принялась злословить:
— Удивительно, что ты можешь заставить себя видеться со своим отцом. Он же уличный торговец, теперь уже низший класс для тебя, так ведь, Мейси?
