— Думаю, они прибывают из госпиталя севернее по линии фронта. К нам ежедневно поступает столько раненых, что кто-то сидящий за письменным столом наконец об этом узнал. Нескольких врачей переводят. Прежде всего сюда.
Девушки переглянулись. Мейси только накануне отправила письмо Саймону. Он ничего не писал ей о переводе. Возможно ли, что он один из врачей, отправленных на эвакуационную станцию?
— Знаете, им может не понравиться здесь, потому что снаряды в последнее время падают несколько ближе, — добавил офицер.
— Я думала, красный крест означает, что артобстрел нам не грозит, — сказала Айрис, обхватив обеими руками кружку.
— Да, должны быть в безопасности. Красные кресты обозначают нейтральную территорию.
— Когда они приедут… из госпиталя? — спросила Мейси, едва скрывая волнение, смешанное с трепетом.
— Говорят, в конце недели.
Под вечер начал появляться новый медперсонал. Мейси, делая обход палаты, где лежали люди в разных стадиях исцеления, ожидающие отправки в военный госпиталь, увидела очень знакомый силуэт на другой стороне парусинового клапана, разделяющего палату с лекарственным отделом. Там медсестры готовили перевязочные средства, отмеряли порошки, делали записи и недолго плакали, когда умирал очередной пациент.
Он здесь. Они теперь вместе.
Не спеша, продолжая осматривать пациентов, Мейси шла к Саймону, пытаясь сдержать сердцебиение. Перед тем как откинуть клапан, она сделала глубокий вдох, зажмурилась и вошла в лекарственный отдел.
Саймон просматривал стопку регистрационных карт и знакомился с запасом лекарств и перевязочных материалов. Когда Мейси вошла, он поднял взгляд. И оба замерли.
Саймон нарушил молчание и взял ее за руки.
— Почему ты не сообщил в письме? — прошептала Мейси, озираясь в страхе, что кто-то может их увидеть.
— Я не знал, что меня отправят. Не знал до вчерашнего дня. — Саймон улыбнулся. — Но теперь мы вместе. Мейси, я просто не верю своему счастью.
Она крепче сжала его руки.
— Я очень рада. Очень рада, что ты здесь. И в безопасности.
— Счастливый знак, правда? То, что мы оба здесь.
Мейси услышала, что ее издали зовет раненый солдат:
— Сестра. Сюда. Быстрее.
Саймон на секунду задержал ее руки, перед тем как она поспешила к пациенту.
— Я люблю тебя, Мейси, — сказал он и поднес ее руки к губам.
Она кивнула, улыбнулась и побежала к раненому.
Работать бок о бок оказалось легче, чем они оба думали. В течение трех дней в госпиталь везли раненых, и Мейси время от времени видела другую сторону того Саймона, которого любила, того Саймона, что похитил ее сердце, когда она танцевала в синем платье. Он был блестящим врачом.
Даже в самое напряженное время Саймон Линч работал не только для того, чтобы спасти солдату жизнь, но и чтобы эта жизнь, когда тот вернется домой, была сносной. Во время операций Мейси стояла рядом, готовая подать ему нужные инструменты еще до того, как он попросит. Вправляя сломанные кости и накладывая швы на жуткие рваные раны, Саймон использовал все крупицы знания, накопленного в больницах Англии и в полевых госпиталях.
— Так, давайте следующего, — сказал Саймон. Одного пациента убрали со стола и принесли другого.
— Что ждет нас в очереди?
— Сэр, у нас около дюжины ног, четыре очень тяжелых головы, три груди, три руки и пять ступней — и это только до угла. Санитарные машины все время подъезжают, сэр.
— Постарайтесь, чтобы сюда доставили тех, кто способен выдержать перевозку, как можно быстрее. Нам нужно место, а им нужно быть в базовом госпитале.
— Слушаюсь, сэр.
Санитары поспешили за очередным солдатом, а Саймон посмотрел на раненого, судьба которого теперь зависела от его знаний и мастерства. Это был молодой человек с волосами цвета пшеницы, залитой солнцем. Шрапнель разворотила ему ноги. Раненый пристально следил за каждым движением врача.
— Сможете спасти мне ногу, сэр? Не хочется ходить на деревяшке.
— Не волнуйся. Я сделаю все, что смогу. Нельзя допустить, чтобы ты не мог бегать за девушками, так ведь, капрал?
Саймон улыбнулся ему, несмотря на то что был совершенно изнурен.
Потом Саймон начал извлекать шрапнелины, а Мейси очищала кровоточащие раны, чтобы ему были ясно видны повреждения. Чтобы поддержать дух солдата — этот человек полностью сознавал, что происходит, — Мейси на секунду поднимала взгляд от работы и улыбалась ему. Саймон рассек кожу и свел вместе разорванные плоть, мышцы и кости, и солдат успокоился. Хотя он не мог видеть улыбки Мейси, потому что белая льняная маска закрывала ей пол-лица, теплые синие глаза сказали ему то, что он хотел услышать. Что все будет хорошо.
— Порядок. Тебе предстоит путь на родину, молодой человек. Я сделал для тебя все, что мог, и, Бог свидетель, ты сделал все, что мог, для родины. Чем скорее вернешься домой, тем скорее поставят тебя на ноги. Не волнуйся, капрал, нога осталась.
— Спасибо, капитан, сэр. Спасибо, сестра. Никогда, никогда вас не забуду.
Солдат, борясь с действием морфия, пристально посмотрел на Саймона и Мейси, чтобы запомнить их лица. Ранение, обеспечивающее отправку на родину, — и у него не отняли ногу. Ему повезло.
— Этот готов для перевозки. Мы готовы для следующего.
Саймон позвал санитаров, и капрала Уильяма Била понесли к санитарной машине для перевозки в базовый госпиталь, находившийся ближе к порту. Уильям Бил будет дома через два дня.
— Жаль мне тех, кого отправили, — сказала Мейси.
Они с Саймоном гуляли между палатками, готовые быстро разойтись, если их увидят вместе. Издали доносились одиночные орудийные выстрелы.
— Мне тоже. Хотя душа у меня болит за тех, у кого жуткие, бросающиеся в глаза раны лица или конечностей. И за тех, чьи раны невозможно увидеть.
— В Лондонском госпитале женщины не раз плакали от облегчения при смерти мужа или сына. У них были такие раны, смириться с которыми родные не могли, — раны, от которых люди на улице в ужасе отворачивались.
Она придвинулась поближе к Саймону, и тот взял ее за руку.
— Война скоро окончится. Должна окончиться, Мейси. Она не может продолжаться без конца. Иногда мне кажется, что я работаю на бойне. Одно окровавленное тело за другим.
Саймон остановился, привлек Мейси к себе и поцеловал.
— Моя Мейси в синем шелковом платье. Я все еще жду ответа.
Мейси отодвинулась и посмотрела ему в глаза.
— Саймон, я сказала — спроси меня снова, когда окончится война. Когда я смогу видеть будущее.
— В том-то и беда, — сказал Саймон, поддразнивая ее. — Иногда мне кажется, что ты можешь видеть будущее, и от этого у меня мороз по коже!
