Она стала честно представлять себе бокал, но, как всегда
бывает с воображением, оно упрямилось и вместо бокала представлялся стакан с
разводами томатного сока на стенках.
Призрак женщины в шлеме приблизился к ее губам и замер,
укоряюще качая головой и словно сомневаясь. Затем, начиная уже рассеиваться, он
двинулся вперед. Помимо своей воли Ирка глубоко вдохнула, ощутив, как нечто
неведомое слилось с ней и стало ее частью.
Ирку вдруг охватил восторг, который она не считала нужным
скрывать. На краткий миг она ощутила себя огромной, вобравшей все тайны земли,
подземья и океанского дна. Сплетенные клубки параллельных миров и тугие,
строгие, подобные часовой пружине, петли времени – все стало таким же
естественным для нее, как расположение комнат в квартире.
Ирка рассмеялась, и смех ее пронесся над июльской Москвой
внезапным раскатом грома. Мгновенный ураган взлохматил газоны, взметнул пыль на
набережной, зазвенел вывесками, разбил несколько форточек, опрокинул столики в
летнем кафе, запуржил старыми газетами. Лопухоиды останавливались и с тревогой
щурились на ясное небо. Некоторые привычно проверяли в сумках зонтики, не зарыт
ли в вещах, быстро ли откроется. И их движения были машинальны и точны, подобно
тому, как воин проверяет, не застрянет ли в ножнах меч.
– Приветствую тебя, новая валькирия! Тише, тише! Не так
резво! Прибереги магию! – услышала Ирка едва различимый грустный голос.
Опомнившись, Ирка перестала хохотать. Ощущение всемогущества
исчезло. Ирка поняла, что напрасно расходовала силы, к которым следует
прибегать лишь по необходимости.
Перед ней на кухонном полу умирала от раны молодая женщина,
отдавшая ей свои силы. Теперь, когда магия ушла, ее беспомощность проявлялась
во всем. Особенно жалки были тонкие, слабые, нелепо подвернутые ноги. И столь
же остро Ирка ощутила, что, несмотря на свое теперешнее могущество, не сможет
помочь ей.
Ощутив ее растерянность, лебединая дева слабо улыбнулась. «И
кто кого должен ободрять? Она даже сейчас сильнее меня духом!» – подумала Ирка
со стыдом.
– Сейчас не время для слез. Превращаясь в волчицу или
лебедя, будь осторожна. Этот дар очень редок. Я единственная из всех валькирий
обладала им. Порой он удобен, но помни, что при этом часть твоего разума уходит
и замещается разумом птицы или волка. Это не опасно, пока ты главенствуешь, но
порой стихия может захлестнуть тебя. Всегда осознавай, где заканчивается твоя
воля и начинаются желания зверя и птицы. Это чудовищно важно. Не забудешь?
– Нет.
– И еще запомни! Никто из тех, кто знал тебя прежде, не
должен узнать тайны, кто ты есть на самом деле. Ты не сможешь открыть им ее ни
под пыткой, ни в минуту радости, ни в момент гнева… Отныне ты валькирия.
Прежней Ирки больше не существует. Твое прошлое ведомо лишь тебе и мне.
– Да, но если так, то… – начала Ирка.
– Для своей бабушки ты по-прежнему будешь калекой,
прикованной к креслу. Никто не в состоянии проникнуть в твою тайну, пока ты
сама хранишь ее, – нетерпеливо сказала валькирия.
– А если не сохраню? – спросила Ирка.
– Если не сохранишь – тот, кто услышал ее, даже случайно,
потеряет разум и умрет. И неважно, кто это будет: родственник, случайный
знакомый или возлюбленный. Смерть не минует его.
– А Мефодию тоже нельзя сказать? – спросила Ирка неожиданно
для себя. Она хотела произнести «А бабушка?», а вместо этого почему-то вылез
Мефодий.
Вопрос вызвал у лебединой девы неудовольствие. И неудовольствие,
как показалось Ирке, было связано именно с именем, которое та услышала.
– Ему тем более!.. Валькирия может открыться тому лишь, кому
передает дар. А теперь прощай! Illi robur et aes triplex[4]…
По телу валькирии прошла крупная дрожь, и внезапно оно
исчезло. В воздухе повис веселый радостный звон, похожий на звук далекого
колокола или на весеннюю капель, когда капли звонко падают на лист железа.
На полу возник серебристый шлем с литыми крыльями и
стреловидным выступом, защищающим центральную часть лба и верх переносицы. Ирка
осторожно коснулась шлема. Она услышала негромкий звон. Литые крылья
колыхнулись, затрепетали ожившими перьями. Они стали тоньше, длиннее,
воздушнее, утрачивая прежние мощные, немного давящие очертания. Ирка поняла,
что шлем подстраивается к новой хозяйке. Поняла, что он ждет ее.
Чувствуя, как дрожат пальцы, Ирка взяла шлем и надела поверх
войлочного подшлемника. На это ее знаний хватило. Шлем без подшлемника надевают
либо обладатели от природы мягких голов, либо лихие авторы фэнтези,
мужественные герои которых натягивают с утра доспехи поверх семейных трусов и,
нацепив уздечку, позевывая, ведут прогуливать по лугу поскуливающего от
нетерпения боевого коня, который уже заранее нацеливается многоопытным лиловым
глазом на раскидистый кустик.
Едва стреловидный выступ соприкоснулся с центром Иркиного
лба, она вновь ощутила живой согревающий жар, который возник у нее в миг, когда
она познала тайны земли и воды. Привычный мир треснул, точно скорлупа яйца,
снаружи которого оказалось что-то несоизмеримо огромное. Сознание оказалось не
в силах сразу заполнить такой объем.
Ирка закричала. То, что она испытала, было сродни чувству
человека, который считал, что он один в темной и мрачной комнате с паутиной.
Все плохо и безотрадно. И вдруг вспыхивают прожектора, и он видит, что стоит на
арене цирка, полного смеющихся людей. То же, что прежде казалось серой
реальностью, оказалось смешной фанерной декорацией, которую довольно было
толкнуть ладонью, чтобы она опрокинулась.
Ощутив, что на лоб упали волосы, Ирка нетерпеливо отбросила
их и внезапно поняла, что шлема на голове уже нет. Соскочил? Ерунда, не могло
такого быть. Искать его глазами на полу она не стала. Ее не покидало ощущение,
что крылатый шлем валькирии остался и не покинет ее, даже если придется
ласточкой нырнуть в водопад. Есть вещи, которые потерять невозможно. Можно их
только предать, изменив своему назначению.
Лишь одного Ирка сделать пока не решалась: взглянуть на
ноги. Двигать ими она не пыталась, хотя и ощущала странное, незнакомое
покалывание в ступнях.
«И долго ты будешь трусить? Вставай и иди, дрянь! Не можешь
идти – ползи! » – подумала она и, закрыв глаза, попыталась шевельнуть большим
пальцем. Шевельнула и так и не поняла: получилось у нее или нет – так велик был
страх неудачи. Пот, холодный как вчерашний бульон, заливал лицо.
