Даф замотала головой, показывая, что она вполне проживет и
без этого, но все равно получила ответ.
– Я председатель гражданской комиссии российского филиала
международного общества по обсуждению правильности установки запрещающих знаков
в центре Москвы! Не хило, а?
– Угу.
– Вот и я так думаю. Недавно у нас появилась своя печать!..
Печать – это очень важно, деточка моя! Любая бумажка с печатью выглядит гораздо
серьезнее. Даже этикетка от яблочного сока с печатью становится документом!
– Неужели? – спросила Даф, с грустью вспоминая, что у
Мефодия теперь тоже есть печать.
– Именно… Недавно нам удалось добиться, чтобы вопрос по
поводу некой двусмысленности мигания желтого света московских светофоров был
поднят в самом Нью-Йорке. Москве уже вынесли общественное порицание, но не
смогли пока переслать. Факс зажевал бумагу, компьютер поломался, а человек из
фонда, ответственный за сканирование, уехал в пустыню Гоби. Там никак не
установят одностороннее движение верблюжьих караванов. Не правда ли,
возмутительно?
Даф замешкалась с ответом, пытаясь определить свою позицию.
Дама была шокирована. Она важно подняла палец, обвела в пространстве круг,
точно выбирая мишень, и, наконец, прицелилась прямо в грудь своей собеседнице.
– Ты ведь не считаешь, что дорожная разметка в России
правильная? Или, может, знаки не понатыканы как попало? Что ты молчишь? У тебя
что, нет гражданской позиции?
Дафна торопливо подтвердила, что знаки действительно
понатыканы как попало.
– Вот видишь! Я рада, что гражданская позиция у тебя все-таки
имеется! Человек не должен стоять в стороне от общественных дел, особенно если
у него имеется хоть какая-нибудь печать!
Дама взглянула на часы. Ее ждали великие свершения. В
предчувствии этого двойная сплошная линия стиралась от ужаса и становилась
прерывистой. Светофоры пребывали в замешательстве, не зная, каким светом гореть
и каким мигать.
Энергичная дама шагнула к лифту. Нажав кнопку вызова, она
еще раз оглянулась и внимательно оглядела Дафну, словно та была неверно
установленным дорожным знаком.
– Хм… Ну что ж… Я довольна, что Петрусик начал встречаться с
девочками! – сказала она.
– Я тоже рада за него, – по образовавшейся уже привычке
поддакнула Дафна.
И лишь когда лифт уехал, она сообразила, о каких девочках
шла речь, и ощутила себя как Депресняк, которого обозвали «деткой».
Пройдя по коридору, примечательному разве что множеством
карт европейских городов, в которых удалось побывать энергичной даме, Дафна
заглянула в комнату и немедленно обнаружила подростка с крупным родимым пятном
на левой щеке. Брови у него смыкались на переносице и были необычной, просто
невероятной густоты и жесткости.
Подросток сидел за большим столом боком к Даф и, наклонив
голову к самой столешнице, вертел из проволоки самого омерзительного из
монстров, которого только можно было изготовить из такого скудного материала.
По меньшей мере сорок других монстров – из глины,
пластилина, проволоки, из старых пластиковых бутылок – располагались на полках,
столе, подоконнике и даже на полу. Монстры были разных размеров. Самый
маленький поместился бы в спичечный коробок. Самый большой, утыканный
медицинскими иглами, был размером с дворнягу. Объединяло их только одно: все
они навевали жуть. Даф невольно убрала руки за спину.
Услышав шорох, подросток поднял голову и посмотрел на Дафну.
Брови у него встали торчком, как ежиные иглы.
– Имя? – сказал он властно, ничуть не удивившись.
– Мое? – растерялась Даф.
– Свое я знаю.
– Дарья! – сказала Даф.
– Фамилия?
– Пи… Пименова. Мы что, в милиции?
Вопрос был пропущен мимо ушей. На чужие вопросы милейший
хозяин монстров, видимо, не отвечал.
– Цель визита? – продолжал он.
«Дать тебе в нос!» – хотела сказать Даф, но вместо этого
произнесла:
– Мне нужно с тобой поговорить!
Ее собеседник ничуть не удивился. Отложив проволоку, он
встал, подошел к Даф и протянул ей руку. Ростом изготовитель монстров был
примерно с Даф. Рукопожатие его отличалось сухостью и деловитостью. Говорил он
отрывисто, делая между словами внушительные паузы и резко повышая тон, почти
вскрикивая, в самых неожиданных местах.
– Петр Чимоданов. Подчеркиваю: Чи моданов. Первый гласный
звук «и». НО! С мерзким словом «чемодан» моя фамилия не имеет ничего общего. Ты
учла этот нюанс? Зарубила на своем хорошеньком носу?
– Учла. Зарубила, – вежливо сказала Даф. У нее возникло
желание поменять уши у Чимоданова местами, предварительно оторвав их. Она уже
почуяла, что перед ней редкостное хамло.
– Еще учти, что слово «Петрусик» при мне лучше не
произносить. В крайнем случае: Петруччо.
– Но твоя мама…
– НО! Подчеркиваю: ты не моя мама.
– Хорошо-хорошо… – кивнула Даф, думая, что сынок пошел
характером в мамашу.
– Просто странная деталь… Один парень из класса дразнил
меня: Петрусик Чу моданов. Обалденно смешно… Повторял два года подряд изо дня в
день!.. Я просил его остановиться… НО! Ему казалось, что от многократного
употребления шутка становится только смешнее.
– А сейчас он больше так не делает? – спросила Дафна,
надеясь сразу добраться до финала.
Чимоданов посмотрел на большого монстра, утыканного иглами.
– Подтверждаю: не делает. Он откусил во сне половину языка.
А накануне я пожелал ему именно этого. Идиотское совпадение, не находишь?
– Да, идиотское, – сказала Даф, печально посмотрев на черные
сомкнутые брови. – Он хотя бы жив?
– Подтверждаю: живет и процветает. Ест с аппетитом. Ходит в
школу. Сдает письменные работы в огромном количестве.
– Только письменные?
Змеиная улыбка скользнула по губам Чимоданова.
– НО! Вслух его не спрашивают.
