Однако прежде чем суккуб успел ответить, Зозо, которую вновь
захлестнуло негодование, кинулась царапать ему физиономию.
– Так ты не хотел на мне жениться? – крикнула она.
– Нет, нюня моя! И не собирался! Нам больше семи тысяч раз
жениться не полагается, а я уже исчерпал лимит! – поспешно ответил Хнык.
Стряхнув с себя руки Зозо, он показал ей язык, завертелся на
месте и провалился, задиристо крикнув Эссиорху: «А главного ты так и не узнал,
нюня моя!» На полу осталось лишь жирноватое несвежее пятно.
Незнакомец сердито повернулся к Зозо.
– Напрасно вы не сдержались! Он был обязан ответить только
на три вопроса, и ухватился за тот, который ничего нам не объяснил! Вот лукавое
создание!
– Он больше не вернется? – спросила Зозо.
– Возможно, вернется. Но не думаю, что скоро. Из Тартара
путь долгий. Надеюсь, теперь вы будете умнее.
Зозо осторожно покосилась на телефон, взвешивая, не
позвонить ли по 03. Хотя нет, тогда придется сдаваться и самой тоже… Уж больно
много впечатлений последнего часа не вписываются в формальную логику.
– Как вы здесь очутились? В закрытой квартире? Отвечайте! –
спросила она.
До сознания Зозо медленно, но упорно доходила истина. Она
стучалась ей в черепную коробку, как запоздалый гость с чахлыми гвоздиками
стучит в дверь. Истина состояла в том, что она столкнулась с чем-то
необъяснимым, потусторонним, чем-то таким, что никак нельзя осмыслить. В глазах
ее появился страх.
– Кто вы? Отвечайте же! Не молчите! – повторила Зозо.
Незнакомец, внимательно наблюдавший за Зозо, заметил
перемену в ее настроении и поморщился.
– Ну скажу я, и что это поменяет? Это для вас так важно?
– Представьте себе! Вы так и будете молчать?
– Ну хорошо… Я хранитель Дафны, Эссиорх.
– Хранитель? Это как телохранитель?
– Ну зачем же так опошлять, Зозо?.. Сработала интуиция: я
вспомнил о Даф… в общем, долгая история. Скажите спасибо, что я оказался здесь
в нужный момент. Я сожалею, Зозо, но вам лучше все забыть.
– Что забыть? Зачем вы подходите ко мне? Я закричу! –
взвизгнула Зозо.
– Для вашего же блага… – строго сказал Эссиорх.
Он легко, но вместе с тем властно взял мать Мефодия за
плечи, притянул к себе и подул ей на лоб. Затем мягко отпустил руки, сделал шаг
назад и исчез.
Зозо пошевелилась и моргнула. Она стояла посреди комнаты и в
легком недоумении пыталась вспомнить, что только что собиралась сделать. В
мыслях у нее была легкая неразбериха. Все находилось как будто на месте, но
чего-то важного, решающе важного не хватало. Вот только чего? Пустота свербила,
тревожила. Ищущий взгляд Зозо упал на цветастые корешки фотоальбомов.
– Ага! Фотографии! Обожаю смотреть, какая у Мефочки была
челочка! – оживилась Зозо, протягивая руку к полкам.
Глава 11
Был у кикиморы сыночек…
Ночь Ирка провела на крыше 1-го гуманитарного корпуса
Московского университета. Острая крыша главного здания, того, что рисуют на
проспектах, подходила для ночевки несколько меньше, хотя две его угловые башни
и выглядели вполне аппетитно. Выход на крышу, разумеется, был закрыт, но для
валькирии, со второй сущностью лебедя, нет мелких преград. За день крыша
нагрелась, и всю ночь отдавала тепло.
Возвращаться домой Ирке не хотелось. Смотреть, как Бабаня
разговаривает с пустым креслом, зрелище тяжелое. Самой же садиться в кресло –
бррр… Ирку начинало передергивать при одной мысли об этом.
Ирка так долго смотрела на звезды, что ей стало казаться,
что она сама на звездах и оттуда смотрит на землю. Мысли куда-то уплывали,
дробились, и, сама того не заметив, она ввинтилась в сон, как штопор в тугое
яблоко. Ночью, кажется, шел дождь, но капли его услужливо испарялись в воздухе,
не касаясь юной валькирии. Ирке же снился Мефодий. Почему-то он нехорошо
усмехался, и с ним рядом вертелись две девицы, которые очень, ну просто
чудовищно не нравились Ирке. Одну – с длинными пушистыми хвостами, она видела
вместе с Мефодием у дома Мошкина. Другую же – темноволосую, решительную – Ирка
пока не знала и не представляла, существовала ли девица на самом деле или
пришла из сна.
«Так нельзя! – сказал ей укоризненный голос. – Ты светлая.
Ты должна любить всех».
«Я и буду любить всех. Но только не этих двух», – отвечала
Ирка.
«Это нехорошо!» – осудил голос.
«Ну уж извините! Ничем не могу помочь!» – сказала Ирка.
Утром она впервые научилась материализовать доспехи.
Произошло все случайно – ей померещился шум, и она рывком села на крыше. Было
уже светло. Солнце стояло не то, чтобы слишком высоко, но уже и не низко.
На крышу поднялся немолодой рабочий в синем халате. Он имел
вид человека, батарейки радости которого безнадежно сели. В результате он жил,
двигался и работал на одной лишь многолетней привычке и чувстве закаленного
пофигизма. Рабочий потрогал антенну, грустно перекурил и, наконец, удалился,
захватив с собой моток кабеля. Ирка наблюдала за ним, прячась за вентиляционным
выступом. Когда ремонтник ушел, Ирка встала и внезапно была ослеплена блеском
нагрудника. Она так и не поняла, когда он возник. Должно быть, в момент, когда
ей померещилась угроза. В руке же Ирка обнаружила метательное копье.
Подчиняясь неведомому зову, она подошла к краю крыши. Новым,
прежде неведомым, но отчего-то известным ей движением, занесла назад почти
прямую руку и метнула дротик, целя в далекий, едва видный с крыши дорожный
знак. Копье золотой молнией ушло в небо, пронеслось над оградой, описало дугу
и… Ирка готова была поклясться, что увидела, как знак качнулся, став жертвенной
мишенью. А потом безо всякого перехода копье вновь оказалось у Ирки в руке. Ей
не пришлось даже задумываться, как вернуть его. Она ощутила лишь, как пальцы
сжали отполированное древко. Копье нетерпеливо подрагивало. Как пес, только что
прибежавший с палкой и теперь вновь распираемый желанием мчаться.
«Хочешь, чтобы я тебя еще раз бросила? Успеем еще… Потерпи!»
– сказала ему Ирка.
