– Однако в данном случае я использовала руну в ее усеченной,
так называмой получасовой, форме. Если полчаса не мычать и не говорить
глупости, действие руны прекращается. Особенно плохо руна реагирует на дурные
слова и мысли в адрес особ прекрасного пола! За каждое слово – час молчания!
Чимоданов прикусил язык. Дафне показалось, что он торопливо
высчитывает, сколько времени ему придется воздержаться от вяканья.
– Запоминайте дальше! – продолжала Даф. – Руна серебристой
чешуи, она же рыбья руна. Позволяет некоторое время обходиться под водой без
дыхания. Допускается не более, чем троекратное применение. У злоупотребляющих
данной руной стражей появляются жабры, от которых потом никак не избавишься.
Запомнили? Теперь руна света во тьме… Ой, я забыла, что здесь, в резиденции
мрака, ее чертить нельзя! – спохватилась Даф, обнаружив, что портрет Лигула
начинает недобро кривиться.
Ната Вихрова бросила карандаш.
– Послушай!.. Десять рун за пять минут!.. Я не могу
запоминать руны с такой скоростью! У меня голова, а не свинья-копилка! –
заявила она, комкая лист бумаги.
Дафна легко подула на пальцы, и скомканный лист мгновенно
разгладился.
– Тяжело в учении, легко в бою! Когда на тебя набросятся
шесть темных стражей, ты скажешь мне спасибо… – назидательно произнесла она,
вздымая к потолку палец.
– Светлых стражей… И спасибо говорить нельзя! – шепотом
подсказал Мефодий, незаметно кивая на подслушивающие картины.
– А… ну да… В общем, читай что знаешь, понимай как хочешь! –
спохватилась Даф. – Каждая руна существует в мире в единственном экземпляре!
Чтобы в нужный момент вдохнуть в руну силу, нужно ощутить ее сущность!..
Поехали дальше! Руна ветра!.. – сказала Дафна.
Покосившись на свой палец, учительски вздымающийся к
потолку, Дафна с удивлением обнаружила, что подражает Шмыгалке. Ну и дела!
Столько раз мысленно ворчать, осуждая ее метод преподавания, а теперь, по сути,
самой стать такой же Шмыгалкой. Верно говорят в Эдеме, что никто так не
осуждает деспотизм, как скрытый деспот, которому не удалось реализоваться.
«Скорее бы Улита сама занялась обучением», – подумала Дафна.
Неожиданно в приемной мрака хлынул проливной дождь. Его
косые струи рассекали воздух. Поток мутной воды со смытыми закладными
пергаментами завертелся между ножками стульев. Чимоданов от неожиданности
скатился с дивана прямо в лужу. Картины горбуна Лигула в ужасе пищали: боялись,
что их смоет.
Даф спокойно подошла к Мошкину и взглянула на его почти
размокший лист.
– Чудно! У тебя получилось!.. Правда, это не руна ветра. Не
стоило так далеко тянуть горизонтальную линию и загибать ее вниз… Вот и получилась
руна дождя, – сказала она и, дунув на лист, стерла руну.
Дождь прекратился. Лужи высохли. Влажными остались только
волосы и одежда Вихровой. Даф про себя решила не оказывать ей слишком много
любезностей.
– Это я вызвал дождь? – спросил Мошкин с тревогой.
– Ты… Я же просила не дорисовывать руну до конца. Оставлять
хотя бы маленький зазор. Впрочем, когда рисуешь наобум, пытаясь пробудить
чутье, это невозможно… – великодушно сказала Даф.
Сообразив, что ее способ занятий не идеален, Даф решила
изменить методу преподавания. Она материализовала посреди приемной плоскую чашу
с песком и стала вычерчивать руны краем флейты, немного не дорисовывая их,
чтобы они не обретали силу. Депресняк посматривал на песок с нездоровой
любознательностью. Дафне то и дело приходилось грозить ему кулаком.
Внезапно из кабинета Арея послышался хлопок, звук
разлетающегося стекла и негромкий хриплый вскрик. Секундой позже громко
взвизгнула Улита.
* * *
Мефодий дернул ручку и ворвался в кабинет. За ним бежала
Дафна. В окно пробивался свет. Большой кусок строительной сетки за окном был
умело не то надрезан, не то надорван. Арей лежал, свалившись головой на стол и
опрокинув грудью чернильницу с кровью. В руке у него было зажато перо, которым
он только что подписывал бумаги. Над Ареем, визжа, стояла Улита.
По стеклу окна разбегались трещины, а в центре трещин было
одно небольшое круглое отверстие. Стреляли, должно быть, с одной из ближних
крыш. Оттащив Улиту, Мефодий на четвереньках подбежал к окну и задернул жалюзи.
Когда он вернулся, Улита уже не визжала, а Арей вставал
из-за стола. Его белая манишка была залита кровью из чернильницы.
– Браво, мальчик мой! – произнес он, гулко хлопая в ладоши.
– Ты вовремя догадался это сделать, а то мне, признаться, надоело уже лежать.
– Он промазал? – спросил Меф.
– Зачем промазал? – радостно удивился шеф, показывая
небольшое, с горошину, красное пятнышко на виске.
– И вы уцелели? – спросила Даф, поднимая с пола расплющенную
пулю.
Арей самодовольно похлопал себя по животу.
– Это тело довольно прочное, девочка моя. Оно сделано с
большим простором для людской любознательности. Что с ним только не делали в
разные эпохи: и булавой его по голове колотили, и саблей, и алебардой, я уж не
говорю про кинжалы! – сколько их торчало у меня под лопаткой, и не сосчитать.
Однажды, поверишь ли, из пушки стреляли картечью почти в упор. И как у них рука
поднялась, на меня, на стража-то мрака! Вот до чего доводит человеческая
самостоятельность! Раньше, чтобы подбить человека на какую-нибудь гадость, его
приходилось долго уговаривать и искушать. Теперь же люди делают все сами, да
еще сами на себя и доносят! Полное самооблуживание!
Арей говорил это почти с восторгом, то и дело поглядывая на
Мефодия и как бы призывая восторгаться вместе с ним. Потом он подошел к окну и,
отогнув жалюзи, выглянул наружу.
– Взгляни-ка, Меф! Не бойся, его там уже нет. Видишь ту
трубу? Попасть в меня из-за нее, да еще когда нога скользит по крыше, это тебе
не хухры-мухры. У него, кстати, еще и желудок болел. И руку он разодрал
проволокой, когда сегодня ночью надрывал сетку за окном. Наверняка на Страшном
суде на этот фактец будет особенно упирать защита, с целью, так сказать,
смягчения приговора…
– Вы знаете, кто в вас стрелял? – удивился Мефодий.
Арей снисходительно потрепал его по щеке.
– Еще бы! Десять минут назад я самолично убрал завесу пятого
измерения над вторым этажом. Как иначе этот милый человек смог бы нажать на
курок? Он элементарно не увидел бы в прицел ничего интересного. Если, конечно,
он не любитель пострелять по случайным прохожим.
– Вы специально сняли завесу? Зная о покушении? – не поверил
Мефодий.
