Козицкий, глянув разик в сарай, остался снаружи, что было на него не похоже: обычно он находился вблизи всех работ, проводимых полицейскими, тщательно наблюдая за их действиями, очевидно, стараясь все запомнить, чтобы потом настрочить ябеду губернатору. Это обстоятельство насторожило Уфимцева, и он негромко велел своим подчиненным обследовать сарай с особой тщательностью, что и было произведено становым приставом Винником и урядниками Гатауллиным и Спешневым.
Не торопясь, они проверили один из углов сарая, истыкав его шашками, но не обнаружили ничего подозрительного. Затем, убрав в этот исследованный угол всю картошку, они принялись аршин за аршином обследовать оголившуюся землю, оказавшуюся весьма рыхлой, поскольку шашки полициантов без труда входили в нее по самую рукоятку. Вынимая из земли шашку, они всякий раз тщательно обнюхивали ее на предмет трупного запаха, но такового так и не было обнаружено.
Когда таким образом вся земля под картошкой была проверена, пристав Винник вопросительно посмотрел на Уфимцева, как бы спрашивая его, что, дескать, прикажете делать дальше. Павел Ильич непроизвольно пожал плечами, несколько обескураженный, что в сарае не было ничего найдено, и велел полицейским обследовать и близлежащую сосновую рощицу. Больше ему на ум ничего не приходило.
Полицейские вернулись через час с четвертью, доложив, что в роще также ничего не обнаружено, ежели не считать явно недавно выкопанной ямы для неизвестных целей.
– А что за яма? – спросил Павел Ильич.
– Да так, на могилу похожа, – ответил становой пристав Винник, только сейчас понявший, что обнаруженная ими яма и правда похожа на могилу.
– На могилу? – переспросил исправник Уфимцев и мельком глянул на Козицкого. Но тот был спокоен и, кажется, насмешлив. – А ну, пошли глянем, что за яма такая, на могилу похожая.
Пошли до рощицы. Козицкий поплелся за ними. Это было на руку Виннику, которому строжайше было предписано уездным исправником не спускать с управляющего глаз.
«Вот ведь, – подумал Уфимцев, еще раз посмотрев на Козицкого. – За нами прется. А в сарай ни разу не вошел. С чего бы это? Может, в нем все же что-то было? То, о чем вспоминать уж очень не хочется. А может, и есть в нем что-то, да мы не нашли?»
Дошагали до этой ямы.
– Вот она, господин исправник, – указал на яму становой пристав.
– Вижу, – произнес Уфимцев и присел возле ямы на корточки.
Яма и правда походила по размерам на могилу. Будто ее специально вырыли, чтобы тихо и без посторонних глаз схоронить в ней умершего человека. Или убиенного…
– Что это? – спросил Уфимцев управляющего Козицкого, поднявшись с корточек.
– Яма, что же еще, – ответил Самсон Николаевич.
– Вижу, что яма, – произнес Павел Ильич, буравя Козицкого взглядом. – А для чего она тут?
– А мне почем знать? – раздраженно ответил управляющий. – По-вашему, я должен знать обо всех ямах в округе?
– Но это же ваша роща? – спросил Уфимцев и поправился: – То есть графа Виельгорского?
– Именно так, – ответил Козицкий.
– Стало быть, вы отвечаете за нее, – процедил Павел Ильич. – Вы что, никогда не обходите владения графа?
– Обхожу, это моя обязанность, – ответил Козицкий.
– И что, не видели эту яму? – посмотрел на него Уфимцев.
– Представьте себе, не видел, – буркнул Самсон Николаевич. – И вообще, что вы ко мне цепляетесь?
– Никто к вам не цепляется, – официальным тоном сказал уездный исправник. – Идет предварительное следствие и все, сопутствующие этому факту мероприятия, не более… А то, что творится во владениях, принадлежащих господину графу Виельгорскому, вы просто обязаны знать по должности.
– Не вам меня учить, что мне положено, а что нет, – огрызнулся Козицкий. И Уфимцев понял, что управляющим уже овладело отчаяние…
* * *
Старик Шелешперов был туг на ухо. Лет ему было и правда предовольно, но его не согнуло дугой время; взгляд не потух, руки и ноги не пребывали в старческой трясучке. И зрение старику еще не изменяло. Похоже, сдаваться той, что ходит в черном балахоне с наглавником и с зажатой в руке косой, Шелешперов покуда не собирался и, судя по всему, даже не думал об этом – жил себе и жил. А вот слух он практически потерял. Приходилось сильно кричать, чтобы он расслышал вопрос. Воловцов, правда, не сразу понял, что старик глух, поскольку, придя к нему в дом и присев на лавку, начал дознание своим обычным тоном.
– Вы знакомы с управляющим Козицким? – спросил Иван Федорович.
– Ага, – ответил к месту Шелешперов, совсем не расслышавший вопрос.
– И что вы можете рассказать о нем? Что он за человек, хороший или не очень?
– Дыкть, оно, коне-е-ечно… – протянул старик и вопросительно посмотрел на Воловцова.
– Что – «конечно», дед? – не понял ответа старика судебный следователь.
– Ага, – быстро ответил Шелешперов и пожевал губами. Вот тут-то и стало ясно Ивану Федоровичу, что старик глух, как тетерев на току.
– Вы меня слышите? – чуть громче спросил Воловцов.
– Ага, – по своему обыкновению ответил старик.
– А сейчас – слышите? – довольно громко произнес Иван Федорович.
– Дыкть, конечно, – ответил Шелешперов и сморгнул. Было ясно, что он не слышал вопроса.
– Дед, ты совсем глухой, что ли? – гаркнул что было мочи Воловцов, и тут старик понимающе посмотрел на судебного следователя и прошамкал:
– Говорите громче, я хреново слышу.
«Да, куда уж громче», – подумал Воловцов и натурально проорал:
– Вы управляющего Козицкого знаете?
– А то! – ответил старик и уставился на судебного следователя в ожидании нового вопроса.
– Что он за человек? – снова заорал Иван Федорович.
– Дрянной, – просто ответил Шелешперов.
– Это почему так? – уперся в старика взглядом Воловцов.
– Злой и людей не любит, – бодро ответил старик.
– Но Настасью вашу, похоже, любит? – проорал едва не в самое ухо Шелешперова Воловцов.
– Не-е-е. Не любит. Он другое с ней производить любит… – Дед усмехнулся, обнажив пару-тройку пожелтелых сколотых зубов.
– Стало быть, никого ваш управляющий не любит? – продолжал орать Воловцов так, что, верно, было слышно на другом конце села.
– Отчего ж, – неожиданно ответил старик. – Он пса свово любит. Любил то есть…
– Тогда зачем он его убил-то? – снова проорал Иван Федорович старику.
– А лаял шибко, – ответил старик. – Беспрестанно лаял.
– На кого?
– Ни на кого, а на сарай…
– Что? – переспросил Воловцов, и старик удивленно посмотрел на следователя. Во взгляде Шелешперова читался вопрос: «Ну, ладно, я глухой. Потому что старый. А ты-то пошто глухой? Молодой ведь ишшо…»
