Книга Амалия и Золотой век, страница 61. Автор книги Мастер Чэнь

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Амалия и Золотой век»

Cтраница 61

Джефри замолкает, я, улыбаясь, думаю о том, что корабль придет, потом уйдет, увозя нас с Элистером, а этот мир останется — мир, где правит человек, меняющий настроение по пять раз в час, и всегда искренне; человек, для которого политика — между капризом и комедией; человек, который завоевывает без счета женщин, но и мужчин — искренними извинениями и просьбами о помощи. А еще он завоевывает города речами, в которых голос его переходит от шепота уговоров до крика страсти. Иногда он говорит по-английски, в провинции его никто не понимает, но все равно часами слушают.

А я даже не всегда смогу узнавать, у себя в Малайе, как у него тут дела.

Бинондо, левее Эскольты… только сейчас я понимаю, что китайцы здесь — это очень серьезно. Множество кварталов, знакомые запахи, газеты с иероглифами на улицах, такие же вывески.

— Нас примут в китайской торговой палате, мадам, — сообщает мне Джефри. — В ней несколько сотен членов.

Что ж, в палате — тоже неплохо. Не будет никаких мрачных штаб-квартир на задворках старых кварталов. Скучное филиппинское коммерческое здание в три этажа, с неизбежными испанскими решетками на окнах. Маленькая обшарпанная комната, вентилятор, веселый человечек в круглых очках. Джефри ждет у дверей, человечек указывает ему на стул рядом с нами, и я хорошо понимаю, что теперь это другой Джефри — это, на короткое время, не мой менеджер.

— Джефри передал вам, я надеюсь, насчет моих друзей в Пенанге, — начинаю я после приветствий.

— Да! — радостно говорит человечек — Онгпин, так его зовут? Бывшее китайское имя, постепенно становящееся филиппинским. — Да. Как там Джимми Леонг?

— Он умер, — бесстрастно отвечаю я, вспоминая это странное, почти женское лицо и неуклюжие движения, и еще — страх, свой страх перед человеком по имени Джимми Леонг. — В октябре. Очень долго болел. И когда я уезжала, ситуация в Пенанге была сложной. Пока что делами управляет некто Чинь. Семья Леонгов, возможно, еще не решила, что же будет дальше.

— Решит, — предполагает мой собеседник и детски жмурится. — Пол Леонг, например?

— Нет, он уезжает в Англию, — чуть улыбаюсь я.

Проверка закончена. Два китайца еле заметно переглядываются и — если такое можно сказать о китайцах — расслабляются. То, что я им сказала, знают очень немногие. Не всякому известно, кто на самом деле возглавляет пенангскую ветвь партии Гоминьдан, кто стоит за его спиной, кто готовится, по различным причинам, оставить страну.

— Господин Онгпин, — нарушаю я молчание после приличной паузы. — Я вижу, вы уже поняли — я никогда не буду делать что-либо, способное нанести ущерб Китаю. Или людям, связанным с ним.

Я чуть скашиваю глаза в сторону Джефри, хотя могла бы этого не делать.

— Китай страдает, госпожа де Соза, — грустно замечает Онгпин. — Над ним нависла новая опасность.

— Я знаю, — тихо говорю я. — И здесь, в этой стране, меня интересуют совсем другие люди. Японцы. Хотя, чтобы разобраться в некоей истории, мне нужно узнать про одного китайца по фамилии Ли. Где его найти, например.

И я быстро перечисляю приметы адмирала Идэ, упоминаю, что он приехал в страну недавно. Так же как и то, что я два раза видела его на скамьях Сан-Августина.

— В Маниле более ста тысяч китайцев, и большинство — католики, — вскользь замечает Онгпин. — Но из недавно приехавших — это уже проще.

Я ожидала, что он расстанется со мной, но вместо этого я получаю в руки бюллетень той самой торговой палаты (чтобы избежать пустых разговоров с Джефри), а Онгпин выходит из комнаты, небольшим животом вперед.

Отсутствует он довольно долго, Джефри это никак не беспокоит. А потом Онгпин возвращается.

— Такого китайца не существует, — спокойно сообщает он мне.

Это умеют только китайцы с их нелюбовью к откровенности — найти наиболее экономный способ высказать мне все, что требовалось. Он ведь не сказал: «Мы не можем такого найти». Нет, они его очень даже нашли, причем со внушающей уважение скоростью. И, между прочим, не стали от меня скрывать как эту скорость, так и тот факт, что торговая палата — то самое место, где сидят люди, способные найти любого китайца Манилы минут за пятнадцать. И не только его.

А то, что я услышала, — строго говоря, я уже не сомневалась, что никакого дедушки Ли не существует. Беседа эта мне была нужна для несколько других целей. И я их достигла.


Я никогда раньше не видела Верта в вечернем костюме. И когда увидела — в этот раз, поздним вечером в «Манила-отеле», — я застыла без движения. Он же создан для фрака, вот его настоящий облик — вскинутая голова в скрепе жесткого сияюще-белого воротничка, идеальный пробор, профиль, на который в данный момент засматриваются из всех кресел. Один, в толпе, которая не поглощает его, — напротив, он в ней как грустный принц Эдвард, ныне ставший королем. Я бы подошла сзади и спела ему эти строки:


Я надеваю цилиндр,

Завязываю свой белый галстук,

Стряхиваю пыль с фалд,

Застегиваю рубашку,

Вставляю запонки,

Полирую ногти,

Я иду, моя дорогая,

Чтобы вдохнуть эту атмосферу…

Но я не могу подойти, потому что у меня в отеле концерт, концерт Манильского симфонического сообщества и студентов-солистов, здесь должны были прозвучать отрывки из Масканьи, из «Кавалерии рустиканы» — оперы про Лолу, и еще из «Джоконды». И уже отзвучали, а сейчас со сцены с белым роялем звенят четыре юных голоса.

Что они делают — ведь нет на свете грустнее этого Addio из «Богемы», когда одна пара влюбленных ругается, а другая прощается — как ей кажется, навсегда. А эти дети с невинно сияющими глазами просто не знают, что такое настоящая грусть, они и Addio превратят в песенку для карнавала.

И Верт, наверное, тихо смеется сейчас в своем кресле, над ними, мной или собой.

Хороший отель — это когда мальчик в белом трогает тебя за рукав только в ту секунду, когда отзвучит музыка. И по его лицу видно, что происходит что-то срочное.

— Ваш… водитель, мадам де Соза, — выговаривает мальчик и старается не смеяться.

Я оборачиваюсь — Хуана пытаются вывести из высоких, состоящих из стеклянных ячеек дверей, водителям и особенно кучерам сюда нельзя, а он… я никогда его таким не видела, он ловит мой взгляд и делает руками какие-то судорожные движения. И я понимаю, что это, наконец, происходит.

Я делаю четыре шага вперед и без боязни кладу руку на плечо Верта. Он поднимает голову, его строгое лицо меняется — наверное, я неудачно скрываю свой страх и неуверенность, плохо выгляжу.

— Мне может понадобиться помощь, — тихо говорю я.

И мы несемся в калесе — ночные мальчики с сигаретами свистят от восторга, увидев на сиденье человека во фраке, — мимо поля Уоллеса туда, где Тафт-авеню и здание почты, и чуть правее.

В Дилао, японский квартал.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация