— Отпортняжим их дубовой иглой… — натужно хихикнул Угрюмый.
— Угрюмый, вытаскивай затычку, топим лодку. На яхте есть шлюпка, на ней и вернемся… если ничего другого не придумаем. Постарайтесь не звонить друг другу по мобильнику, — усмехнулся Максим. — От плана не отступать, никакой самодеятельности.
— Молодец, Максим, — усмехнулся Макар. — Развиваешь лидерские качества.
— Заткнись… Надеть маски. Никаких имен — обращаться по кличкам.
— У нас есть клички? — удивился Фаткин.
— Вы приятно удивитесь, но да… Фаткин — Шкипер, Макар — Лоцман, Угрюмый — Боцман, меня… так и быть, зовите Капитаном…
— А меня можно Коком, — встрепенулся Коля Селин. — Я классно готовлю, даже мать удивляется…
— Принимается. Верка…
— Сестра… — жалобно простонал Угрюмый.
— Пусть так. Ильич…
— Сутулый, — усмехнулся бывший мент.
— Почему Сутулый? — удивился Максим.
— Чтоб не догадались.
— Ладно… Угрюмый, не тормози, топи ладью. Пошли, за нами фактор внезапности…
Плавать умели все — даже Фаткин. Было бы странно — прожить всю жизнь в городке у моря и не уметь плавать…
— А я вон ту беру, беленькую! — хохотал гость, окопавшийся в нише. — Очен-но уж она по вкусу мне пришлась…
— Молодец, Абылай! — ржал приятель и деловой партнер. — Губа не дура!
Никто не видел, как за кормой возникли две головы, прижались к корпусу яхты. Первый злоумышленник схватился за бакштов, свисающий с палубы, подтянулся. Второй — за штормтрап — веревочную лестницу с деревянными ступенями, начал беззвучно выбираться из воды. Возникла третья фигура — в районе кормовой платформы для купания, вскарабкалась на нее, подтянувшись на руках, перебралась на открытую площадку с сиденьями-банками. Глухой вскрик — и фигура наблюдателя, мечтательно смотрящего вдаль, куда-то пропала. На площадку вскарабкалась еще одна личность, бросилась помочь товарищу. Несколько секунд в кормовой части царила возня.
— По кумполу его погладь, по кумполу, чего ты на него любуешься… — сдавленно сопел Угрюмый, зажимая рот пыхтящему телохранителю. — Коляша, блин, это же не картина на выставке… Вот так, по чердаку ему смажь… теперь по сопатке… теперь по соплу… Ну, хватит, Коляша, уймись, разошелся… Давай на борт, помоги подняться Максиму и Макару, а я справа обойду — там где-то Бобышка с Фаткиным тонут…
Грандиозным побоищем завершилась «неделя высокой моды»! Оборвалась музыка, раздались аплодисменты. Пространство прорезал залихватский разбойничий свист. Семеро в масках с различных направлений бросились на ничего не подозревающих пассажиров. Завопили женщины, воцарилась паника. Треск на квартердеке — в районе рубки управления, — и на складной столик, сервированный фруктами и напитками, сверзилось грузное тело. По имеющейся (хотя и не подтвержденной) информации, команды на яхте не было — подобные посудины не требуют многолюдного обслуживания. Пятеро охранников (один — за рулевого, другой — официант и диск-жокей), трое «хозяев жизни» и стайка хорошеньких путан… Стол переломился, брызнуло всё, что на нем находилось! Охранник от удара лишился чувств. Отпрянули гости, один свалился со стула, закопошился в углу ниши. Атака была как гром среди ясного неба! Охранник, застывший у лац-порта (непрозрачной дверцы в борту), успел выдернуть пистолет из-под парусинового пиджака, но Ильич швырнул ему под ноги стул с металлическими ножками, прыгнул, повалил, выламывая руку, начал колотить лбом о настил.
— Молодец, Сутулый! — прорычал Угрюмый, проносясь мимо. Он бежал на помощь Фаткину — у того хватило дерзости атаковать плечистого громилу. На что рассчитывал? Громила оказался сверху и смазал Фаткина по носу. Продолжения, к счастью, не последовало. Угрюмый навалился сзади, огрел громилу по загривку, но тот лишь отмахнулся, как от прилипчивой мухи.
— Ты, троллейбус хренов… — хрипел Угрюмый очкарику Фаткину. — Чего ты там разлегся? За пищак его хватай, за пищак…
— Не могу… — хрипел Фаткин. — Меня оккупировали…
Смачный удар ботинком — пробегающий мимо Ильич от души врезал громиле по виску. И работа пошла веселее. Угрюмый награждал его тумаками по загривку, по шее, схватил за горло, начал душить, одновременно переворачивая.
— Здоров же ты, дядя… В натуре семь на восемь…
Охранник извивался, обливался слюной. Подпрыгнул обозленный Фаткин, принялся ногой охаживать телохранителя.
— Так его, Шкипер, именно так… — сипел Угрюмый, придавленный тушей. — А теперь нарисуй ему со шрамом… — Он рывком вывернул голову «бодигарда». И следующий пинок пришелся четко в перекошенный рот, из которого брызнули кровь и зубы…
— А ну-ка, девки, все на нос!!! — припадочно ревела Бобышка, внося порядок в панические метания путан. Полуодетые девицы истерично визжали, носились от борта к борту, зачем-то затыкали уши. Эффектная блондинка в ярком купальнике предприняла попытку прорваться, вцепилась Бобышке в маску.
— Ах ты, сучка облезлая! — взревела Бобышка и наградила блондинку таким тумаком, что та с жалобным воем покатилась по палубе. Бобышка подхватила валяющийся на палубе пистолет, стала им размахивать, сгоняя ошалевших девах на нос…
Максим перехватил штурмующую конечность, нанес «оборотку» — ответный удар — с вывертом, левой — чего противник никак не ожидал. И последний охранник с шумом выпустил воздух, начал задыхаться. Серия прямых и чувствительных в челюсть — и «последний герой» повалился навзничь. Максим вооружился пистолетом — вороненым австрийским «Глоком», сунул его за пояс и начал озираться. Активная фаза, похоже, завершилась, но в «гостевой» нише еще царил бедлам. Мелькали конечности, орали разгоряченные люди. Гости сопротивлялись — с отчаянием обреченных. Это были крепкие, основательные и сочно матерящиеся мужики. Но злодеев было больше — к ним на помощь уже бежали Максим и впадающий в маразм Фаткин. Обороняющиеся отступали, им удалось прорваться к правому борту. Мужчина с раскосой, плоской как блин физиономией заметался, схватился за леер. От толчка не устоял релинг — вертикальная стойка, к которой крепилось ограждение, с хрустом переломился, и азиат, бултыхая ногами, повалился за борт! Следующий прыгнул сам, оттолкнув спящего Коляшу. Третий вроде не планировал, но двойной удар, отпущенный Макаром и Ильичом, отнес его к борту, он начал балансировать на краю, воя от страха.
— Ладно уж, ступай к своим, — сказал Максим и подтолкнул человека. С тоскливым воем тот шлепнулся за борт.
Угрюмый вскарабкался в рубку, развернул прожектор. Безобразия завершались, дебют, похоже, состоялся! Бобышка разорялась, как надзирательница в концлагере, заставляла девиц сесть на корточки, сцепить руки в замок. «Расстреливать будет?» — мелькнула странная мысль. Берег в сизой дымке не читался, дистанция — пара миль. Разгром на судне не сопровождался стрельбой — вряд ли там поймут, что на «Пенелопе» что-то происходит. Посторонних судов в окрестностях не было. Под правым бортом бултыхались трое мужчин, что-то сипели, отплевывались — хорошими пловцами они не были.
