Робинс (с огромным удивлением): Так вы считаете мораль пустым звуком, фройляйн?
Хольман: Именно.
Робинс: Не хотел бы я попасть к вам в руки, если дело дойдёт до драки.
Он поклонился и ушёл.
Хольман (озадаченно): Я обидела его?
Харпрехт: Пожалуй, его напугал ваш напор, фройляйн. Я видел, вы пришли со штандартенфюрером Рейтером.
Хольман: Так точно.
Харпрехт: Вы служите вместе с ним?
Хольман: Он возглавляет отдел, в котором я работаю.
Харпрехт: Стало быть, вы из Института древностей?
Хольман: Да.
Харпрехт: А верно ли говорят, что вы там казните людей, прикрываясь научными исследованиями?
Хольман: Я не имею права распространяться на эту тему.
Она тут же отошла от Харпрехта и хотела вернуться к Рейтеру, но штандартенфюрер общался в ту минуту с Марией фон Фюрстернберг, эмигранткой из России, в последнее время проживающей в Берлине. Карл Рейтер успел дважды поговорить с нею за время бала, танцевал с ней один раз. Их беседы зафиксировать не удалось. Хольман покинула посольство в сопровождении Рейтера. Уже на улице она поблагодарила его за чудесную ночь.
Рейтер: Ночь ещё не закончилась, Герда. Кстати, я заметил, что тебе нравится танцевать.
Хольман: Да, но мне давно не выпадало случая. Жаль, что Геббельс запретил танцы в общественных местах.
Рейтер: Ничего страшного. У нас с тобой всегда будет возможность посещать посольские балы.
Хольман: Должна сказать вам, штандартенфюрер, что вы заставили меня испытать большую неловкость.
Рейтер: Неужели?
Хольман: Вы не предупредили, что женщины будут одеты в бальные платья, в эти удивительные платья до пола! Я чувствовала себя настоящей простушкой в моём наряде.
Рейтер: Зато мужчины пялились на твои ноги. Тебе есть чем гордиться. А что касается одежды, то я обеспечу тебя любыми тряпкам, можешь не волноваться.
Рейтер усадил её в машину. В два часа ночи они приехали на квартиру к Хольман. Штандартенфюрер остался там до утра.
Здание, в которое зашла Мария фон Фюрстернберг, дышало холодом. У дверей стояли два эсэсовца, их чёрные неподвижные фигуры, застывшие лица, стеклянный взгляд прозрачных глаз – всё это пробуждало в Марии почти суеверный ужас: казалось, эти стражники лишены всего человеческого. Мария жила в Германии всего пятый месяц и никак не могла свыкнуться с обликом «чёрных рыцарей», как она невольно окрестила членов организации СС. Она ничего не знала о них, как и подавляющее число жителей Германии, кроме того, что они были военной организацией партии национал-социалистов, пользовались множеством привилегий и для вступления в СС предоставляли документы, свидетельствовавшие, что никто из их прямых родственников не имел с 1750 года примесей неарийской крови.
Войдя, Мария вздрогнула, обнаружив выросшего перед ней как из-под земли офицера в чёрной форме.
– Мария фон Фюрстернберг? – бесцветно, но отчётливо спросил он.
– Да. – Она почти испуганно протянула сложенную вдвое бумагу. Она никогда не приставляла «фон» к своей фамилии, несмотря на то что имела на это полное право. «Никакого баронства не осталось у нашей семьи! Один только пустой звук». Ей казалось, что после панического бегства из революционной России, после потери всего имущества и гибели отца она потеряла вместе со всем этим и право пользоваться приставкой «фон» и скромно опускала её. – Я получила письмо с просьбой к двенадцати часам явиться в кабинет номер четыре.
– Я в курсе, фройляйн. Вас ждут. На второй этаж, по коридору направо.
Она медленно поднялась по мраморным ступеням, вслушиваясь в стук своих каблуков. В здании стояла глубокая тишина. Казалось, там царило полное безлюдье. В конце лестницы на стене висело огромное красное полотно с белым кругом посредине, внутри которого гигантская нацистская свастика растопырила свои паучьи лапы.
Мария остановилась и осторожно обернулась, но встретивший её на входе офицер уже скрылся. Она вздохнула и двинулась дальше. Навстречу ей прошёл мужчина в длинном чёрном плаще, блестевшем так, будто его только что покрыли лаком. Мужчина не удостоил Марию даже беглым взглядом, сосредоточенно размышляя над чем-то. Как только за ним громко захлопнулась тяжёлая дверь, плеснув вязким эхом, опять наступила тишина.
Дойдя до нужного кабинета, Мария опять помедлила, достала письмо, напечатанное на официальном бланке Института древностей, и в который раз перечитала его: «Вас просят явиться 19 января к 12 часам в здание Института древностей, находящегося по адресу…» Она сглотнула и снова остановила взгляд на слове «просят».
«Всё-таки просят, а не требуют. Такая формулировка вселяет надежду, хотя ничего и не гарантирует. Тут всюду эсэсовцы». Она оторвала взгляд от бумаги и посмотрела на номер кабинета. Висевшая рядом с дверью золотистая табличка гласила: «Начальник отдела реконструкций Рейтер».
– Рейтер? Что-то знакомое. Кто он? – Мария не заметила, что произнесла эти слова вслух.
Надавив на старомодную бронзовую ручку, она отворила дверь и вошла в довольно тесное помещение. Сидевший за небольшим столом адъютант поднял голову:
– Фройляйн Фюрстернберг?
– Да.
– Штандартенфюрер ждёт вас.
«Штандартенфюрер? – переспросила она мысленно. – Куда же я попала? Что это за учреждение? Что за таинственный Институт? Почему здесь такая многочисленная охрана?»
Адъютант быстро встал, обогнул стол и распахнул перед Марией следующую дверь. Она послушно прошла дальше, внутренне сжавшись.
В просторном кабинете за массивным дубовым столом сидел человек в форме СС, на правом его плече сверкал погон, играла серебром окантовка петлиц, угрожающе чернела свастика на красной нарукавной повязке. Мария узнала его сразу. Это был Карл Рейтер, с которым она познакомилась месяц назад на коктейле у барона фон Штрассена, а позже встречалась в чилийском посольстве. Но как сильно отличался тот Карл Рейтер, с которым она виделась раньше и которого запомнила как очаровательного и светского человека, от этого – строгого, холодного, пугающего.
Он поднял голову и отложил бумаги, на которых делал какие-то пометки.
– Мария! Рад вас видеть.
– Неужели это вы? – Она была растеряна.
– Вас что-то смущает? – Он ободряюще улыбнулся, указывая на кресло, и широкая улыбка вернула его лицу знакомое Марии обаяние. – Присаживайтесь.
Она огляделась. Возле стены стояли четыре античные скульптуры – обнажённые атлеты, высеченные из белого мрамора. Справа от стола Рейтера виднелся бюст Адольфа Гитлера из чёрного камня на гранитной подставке в виде небольшой дорической колонны. По стенам были развешаны картины кисти голландских живописцев в массивных золочёных багетах.
