— Когда вы отправляетесь?
— Нынче же. Барону не терпится начать поиски.
Изабелла закрыла глаза ладонями.
— Неужели сегодня?
— Да, любовь моя.
— Но Ванхель! Почему? Зачем вам это? Вы же не обязаны. Вы не состоите на службе у графа. Вы вовсе не обязаны…
— Изабелла, радость моя, так уж я устроен. Не за графом я следую, не поиски Грааля манят меня, но мой воинский дух не позволяет мне оставаться на месте, когда речь идёт о чём-то удивительном.
— Неужели для вас так важно отвоевать какую-то сказочную чашу? Да и есть ли она? Не вымысел ли это, не горячечный ли бред покойного барона Фродоара?
— Никакого Грааля нет, Изабелла. Но разве дело в том, есть существует ли эта чаша в действительности?
— В чём же? — Девушка судорожно сжала кулаки и прижала их к своей груди.
— Важны испытания, важен опыт, важен вкус новизны.
— Вам мало вашего опыта, мало испытаний, Ванхель?
— Моего опыта хватит с избытком на всё человечество. Однако лично мне его мало. Я должен искать, должен играть…
— Играть со смертью!
— И с ней тоже. Но не корите меня за это. Таков мой путь. К сожалению, не могу открыть вам ничего больше… Я не смог бы объяснить ничего, даже если хотел бы.
— Вы обрекаете меня на мучительную смерть от тоски.
— Никогда не произносите таких слов! — нахмурился Ван Хель. — Вы не понимаете, насколько каждое слово обладает способностью создавать реальные события… Будьте благоразумны. В ожидании есть свои положительные стороны. Найдите их.
— Возвращайтесь скорее! — Изабелла пылко поцеловала своего возлюбленного в губы и, всхлипнув, побежала прочь по тёмному коридору.
Ван Хель стоял неподвижно, прислушиваясь к незнакомому голосу грусти в груди.
Позади раздались шаркающие шаги Толстяка. Ван Хель обернулся.
— Ты готов? — спросил он.
— Послал же чёрт поход на мою голову, — проворчал в ответ Шарль. — Вот и мессир де Белен тоже не верит в успех. Говорит, что это всё пустое, никакой исцеляющей чаши нет, никакого Грааля не существует. Мы ничего не найдём, только потратим время и силы на ненужные поиски.
— А зачем тебе время, Шарль?
— Книги читать.
— В этом походе ты получишь возможность увидеть много больше, чем ты отыщешь за это же время в самых толстых писаниях.
— Не люблю переезжать с места на места, — пожаловался Толстяк, — и ты прекрасно знаешь об этом. Я надеялся найти в замке его светлости уютный уголок и углубиться в научные труды, а приходится тащиться на край света. Мне ли с моим брюхом заниматься такими нелёгкими делами?
— А ты полагал, что тебя будут кормить здесь даром? За хлеб надо платить.
— Я не рождён для подвигов.
— Никто не призывает тебя к подвигам.
— Трястись тысячу миль верхом на кобыле — это уже подвиг для меня.
— Я уговорю де Белена выделить тебе уголок в какой-нибудь повозке. Собрался целый обоз. Благородные рыцари не любят путешествовать налегке. Телеги набиты всяким ненужным барахлом, найдутся там и подушки, чтобы обустроить мягкую лежанку для тебя.
— Ох, — обречённо вздохнул Шарль Толстяк.
— Если ты упаковал бумагу и чернильницы, то спускайся во двор…
После полудня конная процессия под трепещущими знамёнами — сотня рыцарей, столько же оруженосцев, священники во главе с епископом и не менее полутора десятков крытых повозок — медленно поползла по южной дороге через зелёные поля, поднимая ленивую пыль. Каждый рыцарь вёл с собой три лошади; рыцари были вооружены только мечом и кинжалом, прочее воинское снаряжение — щит, панцирь или кольчуга, латы на ноги, стальной наголовник, дополнительные нагрудные пластины, копьё — было нагружено на одну из вьючных лошадей, но боевые кони двигались налегке. Изабелла смотрела на колонну из своего крохотного окошка и то и дело стирала со щёк струившиеся слёзы. «Ванхель, мой милый Ванхель!» Она не говорила, она лишь шевелила губами, но он слышал её. Он знал, что она стояла у окна, чувствовал её наполненный болью взгляд, ощущал её горячее дыхание и наполнялся раздражением: «Надо отогнать все мысли о ней… Изабелла, зачем я повстречал тебя? Я могу разрушить сейчас всё, что создавал веками. Думая о тебе, я позволяю себе слабость и тем самым обрекаю себя на гибель…» Порой он был готов остановить коня и повернуть обратно, но сдержался.
Несколько часов пути изменили облик Ван Хеля — он побледнел и сделался мрачнее графа де Парси. Когда к нему подъехал барон де Белен, Ван Хель бросил на него из-под капюшона такой тяжёлый взгляд, то барон счёл за лучшее удалиться, не проронив ни слова. От Ван Хеля исходила почти физически ощутимая всеми злоба. Он настолько не мог совладать с собой, что его жеребцу передалось нервное возбуждение хозяина, и он стал взбрыкивать и испуганно ржать. Понемногу ржание подхватили все лошади, по обозу прокатилась волна тревоги, все начали оглядываться, всматриваться беспокойно в лесную чащу, обращаться друг к другу с пустыми вопросами, стараясь словами заглушить беспричинное волнение.
Робер де Парси угрюмо оглянулся на громко переговаривавшихся всадников и увидел, как Ван Хель внезапно покинул колонну и рысью поехал в лес.
— Что с ним? — рявкнул граф, показав неровные жёлтые зубы.
— Похоже, он не в духе, ваша светлость, — сказал де Белен.
— Он не Христос, чтобы быть в духе, — ворчливо возразил граф. — Верните его.
— Боюсь, что не справлюсь с этим.
— Что?! — по опухшему лицу Робера де Парси прокатилась волна негодования.
— Я видел его глаза, ваша светлость: Ван Хель без колебаний убьёт сейчас любого, кто помешает ему.
— Что с ним такое? Кто же так разозлил его?
— Понятия не имею. Пусть побудет один. Я уверен, что скоро он нагонит нас…
Ощупывая взором мшистые деревья, за которыми скрылся Хель, к графу приблизился епископ Бернард. В седле он чувствовал себя неуверенно, но Робер де Парси настоял на том, чтобы из крепости все выехали непременно верхом. Поглаживая висевший на груди крест, епископ проговорил скрипучим голосом:
— Не беспокойтесь за него, Робер. У этого человека в жилах течёт не кровь, а дьявольское зелье.
— Никто за него не тревожится. — Граф сжал тонкие губы и метнул в епископа хищный взгляд. — И уж я меньше других. Но терпеть не могу такого поведения.
— Я думал, вы успели привыкнуть к поведению Ван Хеля, — сказал де Белен.
— Чересчур вольнолюбив и независим, — вставил епископ.
— Зато в бою ему нет равных, — вставил де Белен.
— Робер, — епископ протянул руку к графу, — нам всем было бы лучше расстаться с этим Ван Хелем. Я боюсь его. В нём живёт Сатана.
