Он похлопал Ван Хеля по плечу и неторопливо побрёл в темноту. День совсем угас.
— Амрит, разве ты не пойдёшь с крестоносцами?! — крикнул вдогонку Хель.
— Пойду, конечно, пойду. Когда пространство насыщено смертью, следы запутывать гораздо легче, — отозвался Нарушитель и растаял во мраке.
* * *
Рыцари наступали шумно. Лязг тяжёлых доспехов и топот тысяч боевых коней заглушал человеческие голоса. Хлопавшие на порывистом ветру знамёна напоминали шум океанских волн. Звук продвигавшейся армии разносился далеко по округе. По широкой дороге тянулись колонны всадников и пеших воинов, в крытых кибитках сидели купцы, женщины и странствующие музыканты.
Перебравшись через перевал, Ван Хель остановился, оглядывая открывшуюся перед ним зелёную долину. В воздухе висела густая пыль, из-за чего дышалось тяжело. Хель облизал пересохшие губы.
По правую руку от дороги виднелся крестьянский дом с повалившимся забором. Земля вокруг была вытоптана, хозяйство казалось разорённым, но какие-то признаки жизни всё-таки угадывались. Ван Хель уверенно приблизился к дому и осмотрел унылый двор. Возле двери стояло ведро, на дне которого виднелась вода. Хель опустился на корточки и погрузил руку в воду. Посидев в этом положении некоторое время, он смотрел на дорогу, по которой двигались нескончаемым потоком вооружённые люди. Затем он зачерпнул воду, поднёс ладонь ко рту и смочил губы. Вода отдавала тиной. Он опять зачерпнул и теперь сделал небольшой глоток. Истосковавшийся по влаге организм отозвался пробежавшим по телу огнём. Ван Хель неторопливо глотнул ещё, вслушиваясь в свои ощущения… Какая-то необъяснимая тревожная тень коснулась сердца.
Он оглядел двор, прислушался. Шум тысяч ног заглушал все тихие звуки, но Хель всё-таки уловил ухом что-то на заднем дворе. Выпрямившись, он поправил висевшую за спиной вещевую сумку и осторожно обошёл крестьянскую хижину.
Возле покосившегося стола стояла сутулая женщина и разделывала, судя по запаху, рыбу. В её движениях чувствовалась неодолимая усталость. Некоторое время женщина не замечала присутствия Хеля и продолжала заниматься рыбой, вяло отмахиваясь от назойливых мух, жужжавших вокруг неё.
Он нахмурился… Веки опустились на несколько секунд, освобождая Хеля от картины реального мира. Он медленно повёл головой и тут же открыл глаза.
— Изабелла… — прошептал он.
Женщина вздрогнула и замерла. Казалось, она услышала шёпот Ван Хеля, несмотря на висевший в воздухе гудящий топот тысяч копыт. Она медленно обернулась, и Хель увидел незнакомое лицо, опалённое солнцем, с тёмными следами синяков под левым глазом.
— Вот я и нашёл тебя, — задумчиво проговорил Хель, изучающее разглядывая молодую женщину. — Не искал, но нашёл.
Она попятилась, выставив перед собой нож с обломанным концом.
— Не подходи! — просочилось сквозь её сжатые губы.
Её лицо не отличалось ни красотой, ни правильностью черт. Женщина выглядела невзрачно и неопрятно. Из-под линялого синего платка выбивались нечесаные волосы. На сером фартуке тёмными пятнами выделялись следы жира и крови, на руках поблёскивала налипшая рыбья чешуя.
— Не бойся, — сказал Ван Хель, пытаясь придать голосу успокаивающие интонации.
— Не подходи! Христос свидетель, мне терять нечего…
— Опусти нож, если не хочешь покалечиться, — сказал Ван Хель. — Я не хочу тебе зла.
— Все вы так говорите! Все прикрываетесь именем Господа! А потом насилуете! Грабите! Не приближайся!
— Как тебя зовут?
— Зачем тебе моё имя? Чтобы помолиться о моей погибшей душе?
Ван Хель отступил на несколько шагов и отвернулся.
— Как тебя зовут? — повторил он вопрос. — Что с тобой приключилось? Тебя избили? Над тобой надругались? Как тебя зовут?
Он услышал, как она громко всхлипнула и выронила нож.
— Анна, — пробормотала она, бессильно опустившись на землю и закрыв лицо руками. — Ты спрашиваешь, надругались ли надо мной? Разве это так называется?.. Десять человек! Десять вонючих солдафонов! Они привязали меня к столу… Посмотри сюда, взгляни на мою шею! Видишь следы верёвки? Я едва не задохнулась… Но лучше бы мне сдохнуть, чем жить с таким позором… Десять человек!.. Господи, за что ты дал мне такую жизнь?! Чем я прогневала тебя? Почему кому-то даётся любовь, а мне только грязь? Неужто я не заслужила лучшей участи?
Анна медленно поднялась, продолжая держать рукой ворот рубахи и показывая пунцовую полосу на шее.
— Они искусали мне всю грудь. Хочешь полюбоваться, солдат? Искусали, словно я кусок мяса. Я не могла кормить ребёнка, и он умер… Он кричал, а я не могла дать ему грудь, потому что она разрывалась от боли… А что у меня было между ног? Кровь не останавливалась целый день… Я едва не теряю сознание, вспоминая об этом, меня выворачивает наизнанку… Почему ты стоишь и смотришь на меня? Если у тебя есть мужество, то проткни меня своим мечом! Убей! У меня не хватает смелости наложить на себя руки… Убей, но не пытайся овладеть мной… Умоляю…
— Анна, успокойся.
— Меня успокоит только смерть.
— Жизнь на этом не кончается.
— Да уж… Вот сколько вас идёт! Тьма! И от каждого можно ждать того же… Рыцари Христа! Мясники! Господь не пустит вас на небеса. Вы обманули Христа! Вы попрали его своими сапогами! Вам неведома любовь! Вы не заслуживаете прощения! Будьте прокляты!
— Я могу помочь тебе чем-нибудь?
— Помочь? — Она смотрела на него непонимающе. — Помочь? Сооруди крест на могилке моего младенца… Но нет, нет! Не нужно креста! Крест — это позор нашего времени! Не хочу!.. Ничего не хочу…
— Позволь, я помогу тебе хоть чем-то…
— Что ты можешь? Ты можешь воскресить моего ребёнка? А если и можешь, то зачем? Что ему делать в этой жизни? Взирать, как снова и снова насилуют его мать? Или самому превратиться в животное, взяв в руки меч и топор? Не надо! Он умер, его прибрал Господь. Моему ребёнку лучше быть там, чем здесь…
— Анна, тебе нельзя оставаться здесь. Бог весть, сколько ещё продлится эта война.
— А кому можно оставаться здесь? Кто мог, тот уже сбежал… Мне бежать некуда…
Ван Хель подошёл и взял её за плечи. Вблизи лицо Анны, когда можно было заглянуть прямо в голубые глаза, не казалось таким блёклым.
— Мне бежать некуда, — повторила она.
Ничего похожего на Изабеллу не было в этой женщина, но Хель точно знал, что перед ним — та самая сущность, которая однажды приходила в мир в облике Изабеллы.
— Где твой муж? — спросил Хель. — От кого твой ребёнок?
— Мужа сожгли на костре.
— Обвинили в ереси?
Анна кивнула.
— Сюда уже давно наведывались ищейки из Ватикана, — со вздохом сказала она, — вынюхивали, расспрашивали, но поначалу никого не трогали. Они даже боялись признаться, что состоят на службе у Папы…
