— Подъём! Тревога! — пронеслось над палатками, и вскоре всё пространство задвигалось, загудело, закишело.
Артур вышел из своего шатра, одетый в длинную белую рубаху. Сопровождавший его оруженосец, высокий молодой мужчина с длинными косами на галльский манер, выступил вперёд с мечом в руке и жестом остановил примчавшегося гонца. Тот, тяжело дыша, спрыгнул с коня. Два стражника, дежурившие у входа в шатёр, угрожающе опустили копья и наклонили головы в остроконечных шлемах.
— Где они? Далеко? — спросил Артур.
— К полудню будут здесь.
— К полудню… Чего ж ты крик поднял?
Он задал несколько уточняющих вопросов и отпустил гонца.
Лагерь проснулся окончательно и гудел, как растревоженный осинник. Отовсюду слышались возбуждённые женские голоса, гремело оружие, тяжёло стучали копыта боевых коней.
Артур положил руку на плечо оруженосца.
— Оберон, найди Эктора, скажи, чтобы пришёл ко мне.
Оруженосец кивнул.
— Оберон! Пусть поспешит!
Едва оруженосец скрылся за соседней палаткой, бегом направляясь в дальний конец лагеря, где ночевал отряд Эктора Непобедимого, к шатру Человека-Медведя подъехал отряд в двадцать человек во главе с Флезауром. Артур с удовлетворением оглядел своего помощника.
— Ты уже в полной готовности, друг мой! Как всегда! — улыбнулся Человек-Медведь. — И твои гварды тоже! Почему ты не передашь своё умение всему моему войску, Флезаур? Люди только глаза успели продрать, услышав сигнал тревоги, а ты уже в седле.
— Государь! — Флезаур спрыгнул с коня, подошёл вплотную к Артуру и шёпотом проговорил: — Тебя хочет видеть Мерддин.
— Мерддин? Он вернулся?
— Тише, государь! Он не хочет, чтобы об этом знали. Он хочет видеть только тебя.
— Где же он? Почему не пришёл прямо ко мне?
— Не мне расспрашивать великого друида… Он ждёт тебя там… — Флезаур указал на курган, где торжественно возвышалась каменная постройка.
— Мерддин! — выдохнул Артур, и на глазах у него появились слёзы. — Он всё-таки вернулся!
Он обернулся.
— Дайте мне коня! Любого коня! — крикнул он.
Кто-то услужливо подвёл к нему белоснежного жеребца, которого ещё не успели оседлать.
— Едем! — приказал Артур, и двадцать молчаливых всадников Флезаура двинулись галопом в направлении мегалита. Сам Флезаур, ловко впрыгнув в седло, ехал последним, иногда поглядывая угрюмо через плечо.
Вокруг кургана трава не росла, на земле густо лежала крошка из белого камня, искрившегося в солнечных лучах. С восточной стороны к мегалиту вела дорога, усыпанная тем же белым камнем, и вдоль неё стояли по обе стороны четыре дольмена, испещрённые чёрточками огамического письма. Когда отряд подъехал к ближайшему дольмену, на дорогу вышел старик в белом балахоне и с посохом друида в дряхлой руке. На гладко выбритой голове лежал длинный серый платок, свисавший почти до земли.
— Здравствуй, Человек-Медведь.
— Приветствую тебя, святой отец! — почтительно отозвался Артур и спрыгнул с коня: дальше полагалось идти пешком. — Где Мерддин?
— Лесной Вепрь ждёт тебя…
Артур почти бегом пустился по дороге, за ним быстро следовали люди Флезаура. Каменные плиты встретили Артура молчанием. Здесь, внутри спирали серых громадин, царила таинственная тишина. Артур остановился, оглядываясь.
— Мерддин!
— Не нужно кричать, — проговорил вышедший из-за ближайшего столба друид в чёрном плаще с капюшоном на голове.
— Где Мерддин?
— Он встретит тебя, когда настанет время…
— Государь, — заговорил остановившийся за спиной Артура Флезаур, — мы должны поговорить с глазу на глаз.
Позади Флезаура выстроились его дружинники.
— Сейчас не до разговоров, друг мой, — возразил Артур.
— Ты же пришёл сюда поговорить.
— Меня звал Мерддин… — Тут Артур запнулся и пристально посмотрел на Флезаура. — Или не звал? Ты выдумал это?
— Государь, — произнёс подошедший к ним друид в чёрном облачении, — наступают тяжёлые времена. Германцы не дают нам покоя.
— Мы вполне справляемся с ними, — ответил Артур.
— Пока справляемся, но ты сам говорил, что они в конце концов одолеют нас.
— Когда-нибудь, но не сейчас. — Артур недоумённо переводил взгляд с одного человека на другого. — Зачем этот разговор?
Из-за каменных плит появились новые друиды. Их насчитывалось человек десять. Некоторые держали в руке острые ритуальные серпы.
— Государь, в народе бродит недовольство тем, что ты принуждаешь людей принимать крещение. И всё в угоду твоей супруге, — превозмогая внутреннее сопротивление, произнёс Флезаур. — Народ сам вправе выбирать, каких богов почитать.
— Я никого не принуждаю! И не время сейчас обсуждать это!
— Самое время, государь! Самое время! Недавно ты во всеуслышание заявил, что мы исчезнем с лица земли, если нас сомнут саксы. Но разве не теряем мы своё лицо, принимая крещение? Исчезают наши обряды, наши праздники! Ты уже не позволяешь воинам воевать так, как они делали это издревле. Как Матерь Богов поймёт, что мы почитаем её, если мы не выкрасим наши тела и лица вайдой? Как увидят Сиды нашу готовность уйти в иной мир, если мы не разденемся догола перед боем?
— Что за чушь! — воскликнул Артур, оборачиваясь к Флезауру.
— Послушай, Человек-Медведь, — сказал друид, — всё это очень важно. Ты воплощаешь собой не только силу и честность настоящего кельта, но и незыблемость традиций. Имя твоё для молодёжи стало символом святости. Но некоторыми своими поступками ты заставляешь людей усомниться в твоей праведности…
— Ты боишься, — вступил опять в разговор Флезаур, — что саксы уничтожат нас через несколько лет, если мы не научимся мыслить по-новому. Но имеет ли это значение? Если мы перестанем быть собой, то стоит ли нашему народу жить дальше? Что могут саксы? Только убить нас… Потерять своё лицо — страшнее…
— Чего хотите от меня? — недовольно опустил голову Артур.
— Мы хотим, — негромко сказал кто-то из друидов, — чтобы ты остался знаменем для бриттов. Ты — единственный, в кого наш народ верит. Не должен ты предавать старую веру. Не должен ты упасть в глазах людей. А если ты намерен упорствовать, то лучше тебе исчезнуть.
— Исчезнуть? Что это значит? Как исчезнуть?
— Как исчез великий Меррдин, — ответил друид. — Никто не знает, где он, и все ждут его возвращения.
— Исчезнуть?
— Ты можешь умереть, но об этом никто не узнает, государь, — выдавил из себя Флезаур. — Лучше тебе исчезнуть в зените своей славы, чем дождаться нелюбви и равнодушия со стороны народа. У людей должен быть кумир.
