– Примите наши искренние…
– Это ужасно, Миша, ужасно…
– Крепитесь, Михал Михалыч…
– Примите мои самые-самые…
Толпа стала рассасываться.
– Вот ведь Когтев. Не может он без шика. Жена молодая умерла внезапно. Кажется, выть надо на луну, о стену головой биться, а он спокойненько занимается украшательством её погребального ложа. Не удивлюсь, если он тут музей устроит в её память, – шепнул чей-то не то восторженный, не то испуганный голос над самым ухом Сергея Лисицына.
– А я слышал, – донеслось с другой стороны, – что Когтев давно подумывает устроить на Ваганьковском настоящий некрополь в античном стиле. Представляете? Будут повсюду гранитные и мраморные колонны, арки, скульптуры. Он вроде даже фонд какой-то учредил для этого.
– Ему бы только себя выпятить, – откликнулся первый голос. – Никто ведь вскоре и не вспомнит о самой Ксении, она же ничего собой не представляла… Одна из тысячи фотомоделей, красивые ноги, задница, глаза обалденные. Просто ей повезло с мужем… Зато на эту гробницу, когда она тут появится, будут приходить смотреть многие, будут охать и ахать, вытаращившись на барельефы и мозаику, и обязательно повторять: «Какую штуку отгрохал господин Когтев! Прелесть! Настоящее произведение искусства»… Не Ксюшину память он увековечивает, а свою.
– Что поделать, у богатых свои причуды.
* * *
Когда звонок входной двери переливчато звякнул, Сергей невольно посмотрел на часы. Половина третьего ночи. Кого могло принести в такое время? Сергей никогда не открывал дверь, если гость являлся без приглашения. Его не привлекали незапланированные встречи в его доме. Дом есть дом и таковым должен оставаться всегда. Гости допускались в квартиру Лисицына исключительно с предварительного согласия хозяина. Таков был установленный порядок. Пожалуй, это был единственный пункт из всего, что можно было отнести к каким-либо домашним правилам Сергея Лисицына.
Итак, звонок над входной дверью тренькнул. Сергей бросил взгляд на часы и пожал плечами.
– Человеческая наглость не знает границ.
Он вздохнул и пошёл в коридор. Он не спросил «Кто там?», он не посмотрел в глазок, он не замешкался ни на секунду. В тот момент, когда дверь подалась на него, когда между нею и косяком образовалось пространство, Сергей услышал неожиданно громкий удар своего сердца, от которого на секунду потемнело в глазах. Это был знак свыше.
Но дверь уже распахнулась.
Перед ним стояла Ксения Когтева собственной персоной. Бледная, словно подведённая мелом, она смотрела на Сергея воспалёнными глазами. К белому платью прилипли в нескольких местах цветочные лепестки. Из-за её пышного кружевного плеча напряжённо пялился какой-то коренастый мужик.
– Она сказала, что вы расплатитесь. У неё нет денег, – громко заявил мужик и пошевелил пухлыми губами, словно желая плюнуть. Но не плюнул.
Сергей Лисицын осторожно оглядел лестничную клетку, будто ожидая подвоха. Подъезд спал, залитый абсолютной тишиной. Сергей перевёл глаза на Ксению, он ничего не понимал. В том, что перед ним стояла Ксения Когтева, он не сомневался, хорошо помня её лицо по фотографиям и по утренним похоронам. Но Ксенией она быть не могла ни при каких обстоятельствах, потому что вот уже много часов подряд Ксения лежала в дорогом гробу глубоко под землёй.
– Пожалуйста, – прошептала она едва слышным голосом. Казалось, что ноги отказывались служить ей и она вот-вот могла упасть.
– Сколько надо заплатить? – Сергей вновь оглядел лестничную клетку.
– Да уж небось не рубль, – мужик дёрнул плечом.
– Подождите минуту. – Сергей затворил входную дверь. Если это шутка, то совершенно лишённая смысла и уж никак не совпадающая с моим чувством юмора.
Он медленно сунул руку во внутренний карман куртки, нащупал кошелёк, пальцы извлекли две крупные купюры. Затем он остановился перед зеркалом и внимательно посмотрел на себя. Зеркало отражало только его одного, никаких привидений.
– Значит, я в полном порядке.
Он спокойно подошёл к двери и посмотрел в «глазок». Перед дверью стояли Ксения и всё тот же мужичок. Ничто не изменилось.
– Лучше бы я сделал так перед тем, как отпереть дверь, – произнёс Лисицын.
Сергей вернулся в комнату, выдвинул ящик письменного стола и на всякий случай сунул в задний карман маленький пистолет, всегда хранившийся в коробке из-под детских карандашей.
– Ну, – пробормотал он и направился к входной двери, – вот деньги. Хватит?
– Вполне… Что-то вы долго искали их, – надулся мужичок и опять состроил губы, приготовившись плюнуть.
– Как умею.
– Знаете что, дайте ей чего-нибудь крепенького выпить, иначе она не согреется, – посоветовал мужик, снова нервно дрыгнув плечом.
Лисицын проводил его взглядом и в который уже раз оглядел лестничную клетку. Никого, только трясущаяся то ли от страха, то ли от ночной прохлады знаменитая Ксения Когтева, облачённая в тот самый наряд, в коем она лежала в гробу на кладбище.
– Мы с вами не знакомы, – стуча зубами проговорила Ксения.
– Я-то вас, кажется, знаю, – неуверенно ответил Сергей Лисицын, стараясь увязать присутствие знаменитой фотомодели в проёме входной двери с её же похоронами. – Я хорошо помню ваше лицо, но только ведь вы… Я же видел, как вас… Вы же в гробу… Ерунда какая-то… И ваш муж, и все там прочие… Одним словом, либо я что-то перепутал, а это очень маловероятно, либо мир стал настолько расхлябан, что все законы бытия вывернулись наизнанку… Зайдите ко мне, пожалуйста, и я с удовольствием попытаюсь расставить всё по своим местам с вашей, Ксения, помощью.
– Да, да, – она прошла мелкими шажками в коридор и оглянулась.
Видя, что она остановилась на пороге комнаты, он спросил быстро:
– Вы замёрзли? Хотите под горячий душ? Очень уж вы дрожите.
– Хочу, хочу. Только вы постойте там со мной. Я боюсь одна, – дробно перестукивая зубами, она направилась к двери ванной.
– Я не понимаю, – не стерпел Сергей, – это вас хоронили сегодня или вашу восковую копию? Может быть, манекен? Но зачем? Это был дикий розыгрыш, не так ли?
– Хоронили меня, – закивала она головой, стаскивая пышное платье через голову. Её нервные руки оторвали пару кружевных полос.
Красивое, но невероятно бледное тело девушки вынырнуло из густого обрамления ткани, как из вороха капустных листьев, и ударило по глазам Сергея своей внезапной и чрезмерно близкой наготой. Никогда прежде ему не приходилось видеть столь шикарного тела.
– Не переживайте, я не смущаюсь, – шептала она, залезая в ванную и поворачивая кран горячей воды. – Меня нельзя смутить.
– Осторожно, вы ошпаритесь так! – предупредил Сергей. – Уверните горячую.
– Всё хорошо, мне так и надо.
