– При чём тут танцы, Сергей? – взвился Романов.
– Воинское искусство держится не только на умении правильно держать нож или пистолет. Взгляни на всю свору, которой окружил себя Коготь и ему подобные. Там очень сильные ребята найдутся, и головой они своей рискуют точно так, как наши солдаты на войне. Разве что деньги здесь получают за риск и верную службу совсем другие. Но вряд ли кого из этих амбалов можно назвать воинами.
– Конечно, они не воины. Обыкновенные бандиты! – гнул своё Романов.
– А чем они отличаются от солдат, стреляющих в горах по местным жителям? – возмутился Сергей. – Если там солдаты, то и эти бандиты такие же солдаты, Ваня. И ты не отнимешь у их профессии ни риска, ни страха, ни смерти.
– Они воюют не за Родину.
– А наши пареньки в Ченгреме и других «горячих точках» воюют за свою Родину, что ли? Бросьте, господин полковник, не надо юлить перед самим собой. Их туда швыряют, потому что они бесправны, никто не спрашивает их согласия, а за отказ выполнить приказ их упекают за решётку. А те, которые по контракту идут, так их тоже патриотами не назовёшь. Они деньги зарабатывают. И никогда такие парни не будут петь горячие песни перед костром, чтобы кровь вскипела. Они лучше водки жахнут, чтобы страх придавить… Воин это образ жизни. Нет, я ничего не хочу сказать против спецназовцев, Ваня, ты же знаешь, с каким уважением я отношусь ко всем спецам. Но всё-таки это – их работа. Они всегда могут оставить её и перейти на другую. Сколько твоих ребят бросило работу из-за мизерной зарплаты? Сколько ушло вкалывать в частные структуры, которые фактически работают против государства?
– Самураи тоже часто шли наёмниками, – проговорил Романов. – А мне кажется, что самураи – воины из воинов. Или я ошибаюсь?
– Мне начинает казаться, что вы сейчас поссоритесь, а я так и не пойму, о чём вы толкуете, – нахмурилась Ксюша. – Вы для начала разберитесь в терминологии, а потом уж затевайте спор, ладно? Я не разбираюсь в самураях и не разбираюсь в тонкостях спецназа, но вы же говорите о том, что знаете. Почему же вы не понимаете друг друга? Воин это кто? Или что? Это профессия? Или призвание? Или духовность?
Мужчины посмотрели на Ксению с удивлением…
Ночные передвижения
Эдуард Семёнов приехал к Чемодану не сразу. Он долго размышлял о Когтеве, прикидывал все «за» и «против». Конечно, Когтев влип. В том не было никаких сомнений. Влип основательно. Скорее всего, его возьмут, так как уже разыскивают повсюду. Через пару часов после встречи с Когтевым в «Васко да Гама» Семёнову позвонил главный редактор «Волонтёра» и застрочил, точно пулемёт:
– Эдик, я только что имел разговор с Лисицыным. Он сегодня, несмотря на поздний час, собирает журналистов, чтобы сделать какое-то заявление насчёт Когтева. Оказывается, Михал Михалыч свою красотку живьём в землю зарыл! Голова кругом идёт!..
После пары таких звонков Семёнов понял, что с Лисицыным разбираться поздно. Информация уже получила широкую огласку. Значит, Когтева не отмыть. Если же его не отмыть, то от него следует избавиться. И по возможности быстрее. Теперь Когтев становится опасен для всех. Он слишком тесно завязан на Семёнове, Саприкове, Фелимонове, Жбане и других. Нельзя допустить, чтобы он потянул за собой хотя бы одного из этих людей. Один низложенный король не должен свалить других королей. Нет, Когтев человек конченый. И кончать его нужно очень быстро. Ни о каком сходняке не могло быть и речи. Решать нужно было самому или… Семёнов расстроенно вздохнул и набрал номер Саприкова Старшего.
– Алло, Чемоданчик? Это Эдик говорит.
– Можешь не представляться, старик, я твой нежный голосок из тысячи других узнаю, – ответил Чемодан пьяным голосом.
– Мне бы поговорить с тобой надо.
– Валяй. Мои локаторы наготове.
– Не по телефону. Пошушукаться. Это очень важно и срочно. Касается Михалыча.
Чемодан громко засопел в трубку.
– Ладно, я дома. Ты подъедешь или хочешь где-то ещё?
– Приеду к тебе.
Они встретились через сорок минут.
– Что у тебя? – с порога начал разговор Чемодан. – Не ходи кругами, выкладывай прямо.
– Несколько часов назад я разговаривал с Когтевым. Он просил у меня помощи. Он спрятался в углу и не имеет возможности высунуть нос.
– Я в курсе, – Чемодан провёл Семёнова в гостиную, – знаю, что Коготь шнуркуется.
– Я полагаю, надо сделать так, чтобы он не поставил нас в неудобное, очень волнительное положение, – негромко произнёс Эдуард, элегантно поправляя завитую прядь волос на виске. – Ведь менты скоро вычислят его. Ни ты, ни я в этом не заинтересованы.
– Ты намекаешь, что он может потянуть за собой и нас? – нахмурился Чемодан.
– Мало ли как повернётся дело. Он в отвратительном состоянии.
Чемодан наклонился вперёд. Его так и подмывало открыть Семёнову, что он сам уже собрался разделаться с Когтевым. Но Чемодан сдержался. Он прекрасно знал Эдика, этого тонкого, скользкого, хитрого, опасного и изящного, как змея, человека. «Пусть мои пожелания останутся при мне», – рассудил Саприков Старший, переборов пьяное желание поведать о своих замыслах, и вместо этого спросил:
– Ты пришёл сблатовать меня на эту работу?
– Я пришёл обсудить положение, – улыбнулся хитро Семёнов.
– А затем на меня укажут рукой, что я воспользовался случаем? Никто же не поверит потом, что положение Когтя было полный горюн! – Произнося эти слова, Тимофей Саприков мысленно улыбался. Эдик Семёнов появился в его доме с своим предложением как нельзя более кстати. Теперь совесть Саприкова очистилась. То, что несколько часов назад он единолично принял решение убить Когтева, нарушив законы своего мира, не имело теперь никакого значения. Отныне он мог не беспокоиться. Решение о ликвидации Когтева принадлежало не ему одному.
– У Когтя два пути, – Семёнов повысил голос, – либо к ментам язык распускать, либо в холодильник с бирочкой на левой ноге… Согласен ты с этим? А чтобы твоя совесть была чиста, Чемодан, и чтобы ты не сказал потом, когда мы начнём кроить когтевские дела, что я не участвовал в этой работе, мы провернём операцию совместными усилиями.
– А Коготь звал тебя зачем? Помощь, говоришь, просил? – ухмыльнулся Чемодан. – Стало быть, если бы он не был в полной жопе, то ты бы помог ему?
– Безусловно. Всё-таки мы партнёры. Но я не могу рисковать, – развёл руками Эдик.
– Ну ты и жук, – засмеялся Саприков.
– Я честен, Чемоданчик, просто предельно честен. Ты просил не ходить кругами, и я не хожу. Я свистеть не люблю.
– Много ли у него с собой людей?
– Я видел пятерых возле дверей. Вполне может быть, что столько же тихарей бродит по фойе отеля.
– Так он в отеле шнуркуется? В каком?
– «Васко да Гама».
