– Еще бы! Если бы ты только знала, как
редко попадается неудачливая резина и особенно неудачливый бензин! –
пожаловался он.
Оба замолчали. Эссиорх думал о колесах и
резине, а Ирка – кажется, она ни о чем не думала – просто смотрела на солнце,
которое висело прямо над крышами.
– Я еще не говорил тебе? Я тут комнату
снял позавчера! – вдруг сказал хранитель. – Странно, что я говорю об
этом первой тебе, а не Даф. Должно быть, потому, что я получил строгое
предписание не встречаться с Дафной до особого распоряжения.
– Почему?
– Арей схвачен и вновь сослан, у Мефодия
новый опекун, и вообще дом на Большой Дмитровке окружен теперь таким сгустком
мрака, что и близко не стоит соваться. Любой посторонний контакт будет замечен.
Надеюсь, у самой Даф окажется достаточно света внутри, – озабоченно сказал
Эссиорх.
Ирка была польщена его доверием. Это означало,
что для всеведающего хранителя, чутко замечавшего любые изменения в человеке,
Ирка и свет неразделимы.
– А что за опекун у Мефа?
Эссиорх провел большим пальцем по шее,
показывая, что умереть и не встать. Хуже не бывает.
– Ясно… Так ты говорил, что снял
комнату… – сказала Ирка.
Она внезапно вспомнила, что Мефодий любит
другую, и обида заставила ее переменить тему. Пусть сам разбирается со своими
опекунами. Какое ей теперь дело до него?
– Комната неплохая. В центре. Рядом
Чистые пруды. Правда, окно во двор и ничего не видно, кроме стены соседнего
дома, но если немного сосредочиться и представить, что сразу за этой стеной
прекрасный пейзаж, на душе становится легко… Опять же неплохое место, чтобы
парковать мотоцикл, – сказал Эссиорх не без гордости.
– А где ты достаешь деньги, чтобы платить
за комнату? – спросила Ирка.
Она уже успела уяснить, что создания света не
имеют права владеть деньгами, разве что те совсем уж сами свалятся с неба, что
происходит крайне редко.
Эссиорх вздохнул.
– Видишь ли, – сказал он с некоторым
сомнением в голосе. – Тут случай особый. Хозяин комнаты человек такого
рода, что давать ему деньги было бы несчастием. Прежде всего для него самого.
Он бы их немедленно превратил в жидкость определенного рода.
– Алкаш, что ли? – уточнила Ирка.
– Никогда не надо плохо говорить о людях.
Свет не может позволить себе кого-либо осуждать. Просто слабый человек, –
укоризненно сказал хранитель.
– И как же ты выкрутился? Не скромничай!
Я знаю, что ты что-нибудь придумал! Признавайся!
– Ну-у… – протянул Эссиорх с легкой
улыбкой. – Я немного перенастроил его организм и научил его получать
удовольствие от слез! Он плачет – и испытывает то же самое, что испытывал,
когда выпивал стаканчик-другой. Теперь он плачет целыми днями, даже ночью, но
рано или поздно слезы вымоют из его организма зависимость от алкоголя, и он
получит исцеление!
– А пока он плачет, ты поживешь в его
комнате?
Эссиорх кивнул.
– Вроде того. Если хочешь, заедем ко мне
в гости. Мне необходимо кое-что показать тебе… Если со мной что-то случится,
кто-то еще из светлых должен знать… – сказал хранитель, разглядывая свою
могучую руку со следами машинного масла под ногтями.
– А с тобой что-то может
случиться? – напряглась Ирка.
– И нет, и да. Сейчас говорить об этом
преждевременно, – загадочно ответил Эссиорх. – И вообще разговор о
делах можно немного отложить. Для начала я познакомлю тебя со своим соседом по
квартире.
– Он мне понравится? – спросила
Ирка.
– Не сомневаюсь. Его фамилия Фатяйцев.
Разносторонняя личность. Бывший цирковой клоун. Бывший жонглер. Бывший
администратор. Бывший продавец шаров. Отчасти поэт. Кстати, не бывший, так как
это единственное состояние, которое не боится времени. Да и просто хороший
человек.
– Тогда заедем. Хороший человек – самая
понятная из всех профессий, – согласилась Ирка.
Эссиорх завел свой мотоцикл. На этот раз он
грохотал не так сильно, ибо успел обзавестись глушителем и даже номерным
знаком. Ирка ощутила легкое разочарование. Прежде у мотоцикла Эссиорха был не
такой добропорядочный вид.
Правда, минуту спустя выяснилось, что ездит
Эссиорх по-прежнему как камикадзе, и Ирка успокоилась. Вскоре мотоцикл влетел
во двор и остановился у низкого трехэтажного дома старинной постройки. Дом,
некогда, вероятно, желтый, ныне был пегого цвета и выделялся лишь парочкой
кондиционеров на первом этаже, которые на этом дряхлом мастодонте выглядели,
как новые модные очки на лице у пещерного жителя.
Эссиорх поднялся на третий этаж и остановился
у двери, обитой черным дерматином, которую снаружи перехлестывала проволока.
Такие двери были в большой моде лет сорок назад. Считалось, что обшивка не
пускает в квартиру звуки и злобные сквозняки.
Впрочем, для Эссиорха, привыкшего мыслить
более круглыми числами, сорок лет были все равно как позапрошлый вторник.
Задумчиво посмотрев на дверь, хранитель принялся хлопать себя по карманам.
– Ну вот, опять забыл ключ! – сказал
он. – Ну ладно! В самый последний раз! Ты ничего не видела! Это не
заурядный взлом, а необходимость!
Он легко коснулся замочной скважины пальцем.
Ирка услышала, как щелкнул замок. Перешагнув порог, они оказались в длинном
темном коридоре. В другом его конце виднелось пятно света.
– О, Фатяйцев дома! Более того: он на
кухне! Это очень ценное дополнение! – сказал Эссиорх с энтузиазмом и,
схватив Ирку за руку, потянул ее за собой.
Сосед Эссиорха действительно был дома. Он
сидел за столом, держа в правой руке шариковую ручку, а в левой вилку. Левой он
ел, а правой отгадывал сканворд. Причем руки двигались легко и независимо, безо
всякого напряжения. Сказывался большой опыт.
Ирка уставилась на него с любопытством и
восхищением. Действительно, Фатяйцев представлял собой колоритнейшую фигуру –
маленький, пухлый, с пышной непослушной шевелюрой. Его толстые вислые щеки
заставляли вспомнить о собаках породы сенбернар.
Почувствовав, что на него смотрят, Фатяйцев
вскинул глаза.
– О, какой чудный ребенок! Аист
принес? – воскликнул он.
– Кого, меня? – с обидой спросила
Ирка.
Она была, как известно, в том возрасте, когда
при слове «ребенок» хочется бросать ручные гранаты. Однако сосед Эссиорха
выглядел так забавно, что сердиться на него долго было невозможно.
