– Глиняный Пес – это серьезно. Он шел по
следу картины. Но все равно старайся быть мудрее, не светись. Если посланный на
разведку воин хочет пройти по базарной площади в торговый день, он снимает
доспехи и смешивается с толпой, а не ползет под крышам, сжимая в зубах нож, как
контуженный ниндзя, – посоветовал Матвей.
– Хм… Прям-таки и по крышам… –
недовольно сказала Ирка. – А что тебе еще известно о валькириях?
Услышав о валькириях во множественном числе,
она поняла, что не уникальна. Кроме нее, существуют и другие, опытные
девы-воительницы. Почему-то эта мысль доставляла ей не столько радость, сколько
беспокойство. Почему эти, другие, не пытаются связаться с ней, чтобы чему-то
научить, объяснить? Почему ведут себя так, словно ее не существует? Знают ли
они вообще о гибели одной из них и о том, что Ирка заступила на ее место?
Голос Багрова звучал ровно и размеренно.
– Всех валькирий двенадцать. Они живут
отдельно, но поддерживают связь и нападают на врагов света все вместе, единым
отрядом. Кроме того, существует еще одна – тринадцатая валькирия. Валькирия-одиночка,
так ее называют. Ее магия гибче, вкрадчивее, мудрее, чем у остальных. Хотя те
двенадцать, возможно, и сильнее, и опытнее в ратном искусстве. Сдается мне, что
тринадцатая валькирия – теперь ты.
Ирка сглотнула.
– Откуда ты знаешь, что я тринадцатая?
Что та валькирия, на место которой я заступила, была валькирией-одиночкой?
– Возле тебя нет других валькирий. Тебе
не помогают, хотя ты мало что умеешь.
– Потому что я валькирия-одиночка?
– Боюсь, что да. Другие валькирии
избегают валькирию-одиночку. Причина этого мне неизвестна.
– Ты много знаешь о валькириях. А я вот
ничего, – сказала Ирка печально.
Ей подумалось, что все в ее жизни происходит в
едином ключе. Ее тропа с рождения была проложена в стороне от проезжих дорог и
общих перекрестков. Если кто-то и должен был стать одиночкой, то лучшей
кандидатуры не найти. Неудивительно, что смертельно раненная валькирия выбрала
именно ее.
– Я знаю много, но далеко не все. Все
знает он, – сказал Матвей, показывая Ирке перстень. – Я слышу его
шепот. Перстень может слышать только тот, кто его носит. В нем мудрость моего
учителя Мировуда.
– Вся?
– Далеко не вся. Но оно и к лучшему.
Святогор был так силен, что его не держала земля. Уйти же под землю от
избыточной мудрости еще проще, – признал Багров.
Он поднял смуглую, худую, но сильную и
жилистую руку, чтобы отбросить со лба волосы. На запястье блеснул серебром
старинный браслет. Он заинтересовал Ирку даже больше, чем перстень Мировуда.
– Можно взглянуть?
Матвей протянул ей руку. Ирка коснулась его
запястья. Оно было более чем материально. Прохладное, с тонким белым шрамом
запястье полуподростка-полуюноши. Она провела пальцем по рунам браслета.
– А снять можно? – спросила она,
подумав, что руны могут быть и на той стороне.
– Нет. Смотри на руке, – отказал
Матвей.
– Почему только на руке? Думаешь, я не
отдам? – удивилась Ирка.
Багров усмехнулся.
– Не в том дело. Отдавать некому будет.
– Почему?
– Как-то Мировуд послал меня на рынок. И
там я случайно купил этот браслет у одной колдуньи – мелкой торговки
артефактами. Из тех колдуний, что за бесценок выкупают имущество умерших магов
и после распродают его частями. Скорее всего колдунья сама толком не знала, что
за браслет попал к ней в руки. Едва она сняла его со своего запястья и надела
на мое, как поперхнулась яблоком, которое жевала, и умерла на месте.
– Ты серьезно? Ужасно глупая случайность.
Багров хмыкнул.
– Случайность? Ничего подобного. Позднее
я разобрался в чем дело. Не подавись она яблоком, она упала бы на ровном месте
и свернула бы себе шею. Или на голову ей со строительных лесов свалилось бы
ведро с раствором… Или ее укусил бы бешеный пес. В общем, шансов дожить до
вечера у нее не было. Дело в том, что ведьма по ошибке продала мне Счастливый
Браслет.
– Разве это плохо?
– Счастливый Браслет – вещица с
характером. Едва хозяин расстается с ним, как все беды, которых он избегал так
долго, обрушиваются на него разом. Это потому, что беды никуда не исчезают. Они
караулят в тени и ждут только момента, когда магический круг разомкнется хотя
бы на миг.
– И тогда ты падаешь на ровном месте?
– И тогда происходит все что
угодно, – сказал Багров.
Думая о чем-то своем, он прошелся по комнате,
тронул рыболовную сеть и присел на корточки рядом с домовым кикимором. Антигон
настороженно наблюдал за ним.
– Симпатичный старичок!.. Похож на
титулярного советника, который съел заднюю лапку заговоренной лягушки. Я забыл:
он разговаривает? – поинтересовался Багров.
Кикимор передернулся от ужасного оскорбления.
– Как ты смеешь, гадина ползучая! Я
мерзкий, коварный монстр!.. Бойся теперь спать ночами, дрянь! – завопил
он, подскакивая.
Матвей заткнул раковину уха пальцем.
– О! Не только разговаривает, но и
плюется! Полное ухо наплевал! – произнес он удовлетворенно и снова стал
ходить по комнате.
Ирка заметила, что время от времени он не то
тревожно, не то задумчиво посматривает в окно. В деревянной раме, точно на
картине, угадывались силуэты деревьев.
– Ты думаешь о Глиняном Псе? Что он
нагрянет? – спросила она.
– Холста больше не существует. След
потерян. Скоро маги это поймут и пошлют Пса по следу перстня Мировуда. Но
вначале для надежности им нужно найти фею, которая выпустила меня из перстня.
Перстень и фею, поскольку когда-то она заговаривала алмазную пыль, связывает
теперь общая магия. Логично?
– Ну… Для кого-то логично, –
признала Ирка.
Ей сложно было сразу и до конца отказаться от
лопухоидных категорий мышления. Все-таки как ни крути, а мы мыслим кубиками,
отлитыми задолго до нас.
– Значит, нам нужно опередить Пса и найти
фею первыми. Я перед ней в долгу и должен ее защитить. Они вполне могли лишить
ее способности творить чары. Воображаю, сколько было по этому поводу
воплей! – заметил Багров.
– Чьих воплей? Феи?
