– Некромагия, ужасная хозяйка! Методика
сращивания плоти! Еще эту технику называют: «дорогая, помолчи немного»! –
шепнул Ирке Антигон.
– Простите, что прервал вашего пажа…
Обряд наполнения магией занимает не менее часа. У нас этого часа нет. Скоро
здесь будут боевые маги. Глиняный Пес рядом. Надо уходить! – сказал фее
Багров.
– Тут защитные руны! Здесь
безопасно, – упрямо возразила Трехдюймочка.
– Это ложное представление. Ткань миров
постепенно растягивается. Это может означать все что угодно. Темпоральное
смещение, расширение параллельного мира или даже то, что в комнате собралось
слишком много магов. Однако более вероятно, что Пес уже близко. В запасе у нас
минут двадцать, не больше.
Ирка вопросительно оглянулась на Антигона. Тот
двусмысленно шмыгнул носом, показывая, что лично он ничего подозрительного не
обнаруживает. Однако в интуиции Багрова тоже сомневаться не приходилось.
Трехдюймовочка вздохнула и стала быстро собираться.
Эдя страшно замычал, этим древним коровьим
способом требуя внимания к собственной персоне. Он мычал так громко и
протестующе, что остальным невозможно было разговаривать.
– До чего упорный! И что с ним сделаем:
отнимем дыхание или вернем речь? Кто голосует за то, чтобы отнять
дыхание? – спросил Матвей.
Трехдюймовочка мстительно подняла палец.
– Я! – пропищала она. – Он
спутался с моей сестрой. Согласился стать ее великанчиком, дуся противная!
Антигон посмотрел на фею и тоже поднял руку.
– Два голоса, чтобы отнять дыхание. А кто
за то, чтобы вернуть речь? – спросил Матвей. Сам он, как распорядитель, от
участия в голосовании уклонился.
Ирка, которой было жалко Эдю, проголосовала за
него.
– Два против одного. Вот уж не
ожидал! – с сожалением сказал Багров, начиная поднимать правую руку
испытанным движением некромагов. Примерно с таким же изяществом поднимал свою тросточку
его коллега с фамилией, в которой одна часть колотила другую.
– М-м-м-м-м-м-м-м-м! Ме мамо мемя
умимамь! – страдальчески замычал Хаврон.
Ирка сердито сгребла Антигона за шиворот.
– Антигон! А ну, мелочь кровожадная! За
что ты голосовал? – рассердилась она.
Потомок русалки снова поднял руку, на этот раз
левую, но и правой не опустил.
– Сдаюся я! – сказал он.
– Как это? Ты что, кикимор, и за и
против? Так не бывает, – рассердилась фея.
– Я голосую «за», потому что хочу против.
И вообще тут ужасно кошмарный и кошмарно ужасный случай! Я запутался! –
заявил Антигон и опустил обе руки.
Матвей Багров задумался.
– Два против двух. Если совсем лишить
кикимора голоса – один против одного. Значит, решать мне! – сказал он и
великодушно вернул Эде речь.
– Только пользуйтесь ею очень
дозированно, чтобы я не передумал, – предупредил он.
Обнаружив, что губы его расклеились, Эдя
собрался было что-то вякнуть, но благоразумно сдержался. Лучше быть говорящим
молчуном, чем немым болтуном.
– Пес уже рядом? – спросила Ирка.
– Да.
– А не получится так, что, оказавшись
здесь, он услышит твой запах и догадается, чей он?
Багров кивнул.
– Не исключено. Прежде чем покинуть
квартиру, я постараюсь замести следы.
Первым на лестницу прошмыгнул Антигон, за ним
Ирка и, наконец, Багров. Уходя, он отыскал на кухне куриную кость, и начертил
на полу несколько тайных знаков.
– Через пять-десять минут все следы
нашего пребывания здесь исчезнут. Главное, чтобы они не нагрянули
раньше, – сказал он Ирке.
Последним квартиру покинул Эдя. Задержавшись
на пороге, он быстро вернулся в комнату и уронил на ковер белый прямоугольник
визитной карточки.
«Андрей Моржуев, телеведущий «Пророка», –
сообщала одна ее сторона.
«Обязуюсь выдать 3000$ Э. Хаврону, если он
притащит мне за крылышко фею. А. Моржуев», – уточняла другая.
– Он хочет сенсации! Прекрасно! Будет ему
сенсация, когда боевые маги заявятся к нему в студию, – мстительно заявил
Хаврон.
* * *
Они отошли от дома совсем недалеко и стояли в
простеньком круге непроницаемости, который под руководством Багрова очертила
Ирка. Чары, правда, накладывал он. Сама валькирия еще не была к этому готова.
Круг находился посреди довольно оживленной дороги, шедшей вдоль дома, где часто
ходили люди и случались машины. Однако все они странным образом обходили и объезжали
это мертвое пространство. Прохожие резко сворачивали в сторону или начинали
нервно отряхивать со штанин несуществующую грязь, а машины заезжали колесами на
бордюр. Сложно сказать, что мерещилось водителям. Возможно, глубокая выбоина
или куча строительного мусора. Не исключено также, что у каждого мираж был
свой.
– А если бы ехал самосвал? – с
интересом спросила Ирка, наблюдая, как маленькая японская машинка мучительно
пытается вползти на высокий бордюрный камень.
– Ну уж не знаю. Возможно, водитель бы
решил, что у него заглох мотор. И мотор бы в самом деле заглох. Не наши
представления определяют бытие, а бытие определяется нашими представлениями о
нем, – нравоучительно заявила Трехдюймовочка.
Она сидела на плече у Хаврона и болтала
ногами, совсем выбросив из головы, что недавно по ее милости он едва не лишился
жизни.
– Это как? – растерялась Ирка, не
сразу включившаяся, кто что определяет.
– Известный магический парадокс Фермопила
Одноглазого. Я вижу стул не потому, что он существует, а стул существует
потому, что я его вижу, – лениво пояснила фея.
– Во-во… Я тоже так думаю! Не мы видим
глюки, но глюки видят нас! – многозначительно изрек Хаврон.
Внезапно Багров вскинул голову. Ирка ощутила,
что там, на шестнадцатом этаже окраинного московского дома, произошло нечто.
Прищурившись, она вгляделась в окна истинным зрением. Казалось, в стеклах
полыхает закатное солнце. Там, в квартире, появился длинный горизонтальный
надрез, из которого в данную секунду вслед за Глиняным Псом прорываются боевые
склепы.
Вообразив, в какой бестолковой тесноте и суете
все это носится сейчас по его квартире, Эдя содрогнулся.
– Они же все разнесут! Где я буду
жить? – спросил он испуганно.
