– Все-таки я обожаю мою мамочку! Она
научила меня читать договоры с конца, обращая внимание на мелкие буквы! Все же
прочее за отсутствием времени можно и пропустить! – внезапно воскликнул
он.
– И чего там?
– Тут написано, что в этом салоне
улучшают одну часть тела, ухудшая при этом другую, ибо ничто не берется из
ничего и ничто не исчезает бесследно. Ишь ты, философскую базу подвели! –
озвучил Петруччо.
– Как это: улучшают, ухудшая? –
тормознул Мошкин.
– Чего тут непонятного? Придешь с кривыми
ногами – уйдешь с кривыми зубами! Твои же зубы отдадут кому-нибудь третьему,
забрав у него взамен волосы или подтянутый живот! – расшифровала Ната.
После этого открытия желающих заглянуть в
«Салон красоты» не стало. Снова потянулись дома. Прохожие здесь попадались
редко, те же, кто встречался, выглядели так нелюдимо, что задать им вопрос о
горбуне Лигуле можно было решиться только посмертно.
– Хм… – вдруг сказала Ната. –
Занятно! Видели?
Чимоданов и Мошкин приблизились. Вихрова
стояла у лестницы в полуподвал, над которым белела единственная, скромная до
ненавязчивости надпись: «Маленький магвазинчик».
– Ну магвазинчик и магвазинчик! Тебе-то
что? – не включился Мошкин.
– Как что? Столько навязчивой рекламы,
громких обещаний, и вдруг здесь, на этой пафосной улице, где каждый сантиметр
пахнет не деньгами – деньжищами, маленький магвазинчик! Разве это не
трогательно? – спросила Ната.
– А что там продают?
– Понятия не имею. Заглянем? В конце
концов должны же мы когда-нибудь начать вынюхивать секреты Лигула? Скорее всего
владельцы этого магвазинчика – прекраснейшие люди! – заметила Ната.
Она толкнула дверь, звякнувшую колокольчиком в
стиле модного мага Фена ибн Шуя, и вошла. Чимоданов и Мошкин, толкаясь локтями
в узком проходе, протиснулись следом. Дверь закрылась, без церемоний хлопнув
Петруччо по сутулым лопаткам.
Они оказались в темноте, в огромной гулкой
полуподвальной комнате. Над головой угадывался сводчатый потолок. Евгеша поднял
руку и, пытаясь коснуться потолка, задел что-то рукой. Что-то закачалось, тонко
и жалобно зазвенело. Ноздри защекотал сладострастный запах индийских
благовоний.
– Ау! – нервно сказала Ната. –
Хозяева! Есть тут кто?
Тишина.
– Мне тут не нравится, нет? А вам тут не
нравится, нет? – спросил Мошкин.
Ему никто не ответил.
– Открой дверь! Темно же! Зачем ты вообще
ее закрыл? – велела Ната Чимоданову.
Она надеялась, что свет, проникающий снаружи,
поможет разглядеть хоть что-то. Петруччо послушно попытался нашарить дверь – он
был уверен, что она окажется сразу за ним – но так и не нашарил. Предположив,
что незаметно удалился от нее, он вытянул руку и сделал несколько шагов, однако
двери нигде не было. Пальцы его натолкнулись лишь на что-то железное и безумно
холодное. Он отдернул их, однако ощущение холода в пальцах осталось.
Чимоданов не выдержал.
– Подчеркиваю: вы меня достали! Включите
свет! Дышать темно и воздуха не видно! – сказал он сердито.
Точно услышав его, где-то в глубине магвазина
замерцал огонек. Вначале это была крошечная дрожащая точка, будто кто-то шел к
ним со свечой. Но нет, это была не свеча. Точка разрослась; у нее появился
расплывчатый красный обод. В воздухе повис неясный, дрожащий звук, похожий на
далекое пение сотен голосов.
Достигнув размера большого мяча, искра лопнула
и распалась на сотни блуждающих огоньков. Сталкиваясь, огни скользили по
подвалу, касались светильников, пока те, наконец, разом не вспыхнули.
Они стояли в узком подвале, уходившем вдаль и
казавшемся бесконечным. Вдоль стен тянулись деревянные стеллажи, на которых без
системы помещались бронзовые сосуды, скатанные в трубки ковры, ржавые рыцарские
шлемы, узконосые туфли, непарные сапоги громадных размеров, удавки, чучела
грызунов, амбарные замки без ключей и ключи без замков; заварные глиняные
чайники, из тех, которые, подкармливая чайного духа, полагается поливать спитым
чаем; наконечники стрел, черепа в золотой и серебряной окантовке, банки
неизвестно с чем и крышки непонятно от чего.
Зудука вырвался у Чимоданова и метнулся к
полкам. Юному вредителю было где развернуться и что сцапать своей загребущей
ручонкой. Петруччо попытался перехватить его, да где там! Зудука уже затерялся
между полок. Выкурить его можно было, только устроив пожар. Оставалось
надеяться, что среди хлама на стеллажах нет ручных гранат.
– Смахивает на антикварный магазин! –
сказала Ната, точно игральные карты, тасуя случайно взятые фотографии.
С желтоватой, плотной бумаги, наклеенной на
тисненый картон, смотрели лица. На лицах, не по-сегодняшнему спокойных,
несуетливо отражалось, что фотография – дело торжественное, неспешное,
праздничное. Белые платья, дамы с зонтами, мужчины с тросточками. Внизу
написано: «Фотограф Макс Эйфель. Каменный проспект, в собственном доме».
– Все-таки не пойму, где хозяева. Стоит
все открытое – бери не хочу! – с беспокойством сказал Чимоданов.
Взяв с полки ржавую саблю, он шарил под
стеллажом, стараясь выцарапать Зудуку. Тот хихикал, изредка высовываясь и
запуская в Петруччо какой-нибудь бронзовой ложкой.
Ната дернула Чимоданова за локоть. Тот
обернулся, по привычке сердито буркнув: «Чего тебе?»
– Ты не чеготебекай! Расчеготебекался
тут! Я не Мошкин! – осадила его Ната. – Смотри туда! Слышишь?
Крайний стеллаж скрипнул. Из примыкавшего к
подвалу коридорчика вышли двое – мужчина и женщина. Средних лет. Невысокие.
Упитанные. Улыбчивые. Глубинно чем-то похожие. Так бывают похожи брат с сестрой
или за многие годы совместной жизни сбившие все острые углы и обтершиеся друг о
друга, как морская галька, супруги.
– Здравствуйте, Наташа! Здравствуйте,
Петр и Евгений! Очень, очень польщены!.. – звучным красивым голосом
сказала дама.
– Да, но откуда… наши имена? – от
удивления пропуская слова, начала Ната.
– Возможно, когда вы спускались, вы
заметили внизу окошко? Там наш кабинет. Не правда ли, мой пингвинчик, там наше
гнездышко?
– Да, моя канареечка! – глухим басом
отвечал мужчина.
«Телепаты! Влипли!» – с беспокойством подумала
Ната.
Хозяйка укоризненно посмотрела на нее.
– Не подумай чего плохого, птичка! Ваши
секреты нас совершенно не интересуют! Мы знаем столько чужих секретов, что
сразу все забываем. Не правда ли, ежик?
