– Напротив, все получилось просто
отлично! – заверила его Двухдюймовочка. – Слушай, глупый
великанчик!.. Завтра из реставрационной мастерской при Пушкинском музее будет
похищена картина «Мальчик с саблей» работы неизвестного художника. Она пропадет
среди бела дня, из охраняемого помещения, и круглосуточно направленная на нее
видеокамера ничего не зафиксирует. Кто-то наденет на нее – на видеокамеру, то
бишь! – носок с сохранившимся ценником.
Низко висящая лампа закачалась, задетая
взвившимся затылком Эди.
– Когда ограбят мастерскую? –
крикнул он.
Двухдюймовочка удивленно подняла брови.
– Ну я же, кажется, сказала: завтра! И
еще раз повторяю: не вздумай стать пажом моей сестры! Ты понял, великанчик?
Только попробуй служить ей, а не мне, и я превращу твои уши в свиные!.. Эй, ты
куда? Я с кем разговариваю?
Но Эдя уже мчался к дверям, словно его
преследовал осиный рой.
– Ох уж эти великанчики! Убежал и даже
ручку не поцеловал!.. Выпить мне, что ли, коньяку? Пусть у сеструхи башка потом
трещит! – мечтательно произнесла Двухдюймовочка.
* * *
Час спустя стеклянная дверь буфета главного
корпуса «Стаканкино» отразила стремительно несущегося Эдю. Мимо милицейского
поста на входе внизу он пробрался каким-то чудом, примазавшись к группе
участников спортивного шоу «Тяни-Толкай». Едва прошмыгнув пищащий
металлоискатель, усмотревший грозное оружие в обычных ключах, он нагло удрал от
тянитолкаевского ассистента и моментально заблудился в одном из коридоров.
Здесь, перейдя с кроссового бега на спортивную трусцу, он отловил за локоть
молоденькую секретаршу, дожевывавшую на ходу песочное пирожное.
– Где «Пророк»? – крикнул Эдя ей в
новенькое ухо.
– Шестой этаж. Три комнаты сразу у
лифта, – пугливо роняя крошки, объяснила секретарша.
Вскоре бывший официант задумчиво созерцал
одинаковые железные двери. На первой было: «НЕ БУХГАЛТЕРИЯ! ПОСТОРОННИМ НЕ
ВХОДИТЬ!» На второй: «БУХГАЛТЕРИЯ! НЕ ВХОДИТЬ!» и на третьей: «ПРИЕМ
ПРЕДСКАЗАНИЙ СТРОГО ПО ТЕЛЕФОНУ!»
Кроме упомянутых надписей, на одной из дверей
красовался захватанный график съемок, на котором кто-то понаставил карандашом
язвительных вопросительных знаков.
– Будем считать, что я не посторонний! Я
курица, которая снесла для них сенсацию. Они примут меня с распростертыми
объятиями, – сказал себе Эдя, с трепетом открывая первую дверь.
Бывший официант наивно ожидал оказаться в
творческом пекле, где методом проб и ошибок, в бесконечных дублях и
режиссерских криках куется массовое искусство, но, увы, загроможденная столами
комната была почти пуста. Лишь у окна происходило какое-то подобие
деятельности. За столом, к Эде затылком, сидел молодой мужчина в светлой майке
и, страдальчески потея, топтал клавиатуру компьютера двумя пальцами.
– Добрый день! Моржуева не видели?
Ведущего, в смысле? – крикнул Эдя, обращая свой вопрос к одинокому
затылку.
Затылок не ответил. Эдя разглядел украшавшие
голову мужчины наушники.
– С этим все ясно. Он как три обезьянки
сразу: ничего не видит, ничего не слышит и ничего никому не говорит, –
прокомментировал Эдя, толкаясь в следующую дверь.
Но, увы, и эта комната его ничем не
порадовала. В ней Хаврон нашел лишь одинокого электрика, который, стоя на
стремянке, старался не уронить себе на голову пластиковый плафон. Несмотря на
теплое время года, шея у электрика была обмотана длинным красным шарфом.
– Приветствую вас! Вы не знаете,
где… – начал Эдя, созерцая эту картину.
– Закройте дверь! Сквозняк! Говорят вам,
я простужен! – засипел электрик.
Он с такой яростью обернулся к Эде, что
стремянка опасно покачнулась. С ее деревянной, заляпанной краской площадочки
посыпались лампы дневного света. Не дожидаясь, пока его догонит яростный вопль,
Эдя ретировался и, порядком озадаченный, сунулся в третью комнату. Навстречу
ему, угрожающе размахивая руками, тотчас устремился курчавый молодой человек с
очень красными губами.
– Дорогуша, вы что, читать не умеете? Не
бухгалтерия! – простонал он плаксивым голосом, пытаясь выдавить Хаврона
наружу.
Эдя осторожно отлепил от себя руки молодого
человека и вытянул их по стойке смирно.
– Без паники! Где пожар? Нету пожара!
Моржуев здесь? – сказал он строго.
Красногубый молодой человек озабоченно
воззрился на Эдю.
– Андрей Рихардович занят. У него скоро
запись. А вы ему, собственно, кем приходитесь? – спросил он с внезапным
подозрением, косясь на крепкие плечи Эди.
– Я ему всем прихожусь! Другом, товарищем
и братом, – с раздражением ответил Хаврон.
– В каком смысле «товарищем»? –
забеспокоился курчавый церберенок.
– Не вибрируйте, юноша! В
общечеловеческом. Я должен видеть его немедленно. Перед эфиром. У меня
сенсация.
– Дорогуша, тут у каждого сенсация! И
хоть бы что-нибудь стоящее! – с облегчением затараторил молодой
человек. – Вам нужно было позвонить по телефону и оставить сообщение. Как
вы, собственно говоря, сюда попали? Кто вам выписал пропуск?
– Юлий Цезарь, – ляпнул Эдя.
– Юрий Цезаревич? В нашей редакции такой
не числится! – заявил красногубый. – Из сего я заключаю, что пропуска
у вас нет… Уходите, дорогуша, по-хорошему! Позвоните завтра секретарю строго с
десяти до двух и сообщите ему свои предсказания. В другое время их у вас не
примут.
– А кто секретарь? – спросил Эдя.
На щечках у курчавого церберенка появились
злорадные ямочки.
– Я секретарь. Не мешайте
работать! – сказал он.
Эдя почувствовал, что начинает злиться. За
спиной у красногубого он внезапно углядел дверь, сиявшую золотой табличкой «А.
Моржуев».
– Говорю вам, у меня сенсация! Мне нужен
ваш шеф! – тихо повторил он, загипнотизированно глядя на заветное
мерцание.
– А я утверждаю, что он вас не примет,
дорогуша! Уходите!
Осознав, что переговоры зашли в тупик, Эдя
решительно сдвинул со своего пути молодого человека и, как тигр, бросился к
кабинету. Цербер в прыжке попытался вцепиться ему в штанину, но, промахнувшись,
трепетно обнял ножку стула. Воспользовавшись этой внезапно вспыхнувшей
страстью, Эдя прорвался за заветную дверь.
