— С нашей работой не так-то легко бросить курить, — доверительно говорит она, явно желая разрядить обстановку. — Мне кажется, что здесь, во Фрейра, курят все. Больные, интерны и, главное, психиатры.
— Мы все от чего-то зависимы. Зависимость — это, в каком-то роде, способ избавиться от своих призраков.
Они идут к приемному покою. Люк берет у секретарши бланк госпитализации и вынимает из нагрудного кармана шариковую ручку. Сосредоточившись на бланке, начинает его заполнять. Жюли подходит и дает ему фотографию больного.
— Я сфотографировала его в «скорой». Если хотите, можете приколоть сверху. Ведь у месье Икс должно быть лицо. Мы так делали в Бетюне, в детском отделении. Конечно, надо будет снять еще раз, когда вы его пострижете и побреете, но пока…
Люк берет фотографию.
— Я тоже фотографирую своих больных, из частной практики… Конечно, если они дают согласие. А вы работали с детьми?
— Мне всегда нравилось общаться с ними. И потом, все дети изначально невинны, они не могут влиять на то, что с ними случается.
— А почему переключились на взрослых?
Жюли стискивает сумочку:
— После беременности… неудачной…
— Простите.
— Это все в прошлом.
Молчание. Жюли, не находя новой темы для разговора, бросает взгляд на свои коротко подстриженные, покрытые лаком ногти. Или ей нечего сказать, или она просто боится того, что могла бы произнести. Вдохновение так и не приходит, и она снова возвращается к больному:
— Скажите, а вы у него не заметили никаких особенных ран?
— На первый взгляд нет. А что?
— Есть кое-что странное. Пойдемте к моей машине, это займет пару минут.
Она идет к автоматической двери развернув плечи, чуть прогнув спину. Люк кладет бланк госпитализации на стойку и следует за ней. Господи, эта ее походка, эта манера ставить одну ногу перед другой, она словно разрезает воздух. Люк сжимает зубы, вот почему он не любит встречаться с ней, он не хочет того, что в такой ситуации может почувствовать только мужчина. Влечение…
Прохладный воздух ударяет в лицо, его тело нуждается в кислороде, а мозг требует сигарету. Пока Жюли открывает багажник, он пользуется моментом, чтобы закурить «Кэмел».
— Не стоит курить при мне, доктор. Я пытаюсь бросить.
Люк резким движением вынимает изо рта сигарету, гасит ее между пальцами и сует в карман.
— Ох, прошу прощения.
Она милостиво улыбается:
— Я это сказала смеха ради. Все равно чувствую, что вот-вот сдамся. По-другому не получится.
Она нагибается и вынимает из багажника одеяло, упакованное в большой пластиковый пакет.
— Я это забрала из Салангро, на автобусной остановке он был им прикрыт.
Люк спокойно смотрит на собеседницу. Он трет предплечья, борясь с утренней прохладой.
— И что?
Сотрудница социальной службы аккуратно разворачивает песочного цвета одеяло с тонкими голубыми полосками. Заметив на шерсти многочисленные темные пятна, психиатр хмурит брови.
— Земля?
— По-моему, кровь. Земля бы так не въелась.
Она поворачивает одеяло, чтобы показать ему другие пятна. Люк рассматривает их вблизи.
— Но цвет не похож на кровь. Слишком темный.
— Может быть, на свежем воздухе произошла какая-то реакция. Кровь свернулась, или что-то в этом роде.
— Но даже в этом случае кровь не становится такой черной.
Жюли тоже растирает руки, чтобы согреться, этим утром воздух очень сухой, колючий. У Люка была привычка: когда Анна дрожала от холода, он подсовывал руку ей под затылок и нежно массировал позвоночник.
Жюли аккуратно сворачивает одеяло и закрывает багажник.
— Отнесу в лабораторию и попрошу провести анализ на группу крови.
— Пустая трата времени. Это не…
— Не кровь, понимаю. Но мы хотя бы убедимся в этом. У вашего кататоника нулевая группа, резус положительный.
— Да, самая распространенная. Ну хорошо… Предположим, чтобы доставить вам удовольствие, что это именно кровь. И если окажется, что она той же группы, что тогда?
— Не знаю. Анализ на ДНК?
Люк пожимает плечами:
— И что он вам даст, если не считать траты сил и преодоления всяческих административных сложностей? А если кровь другой группы, что это вам даст?
— Это позволит начать судебное расследование.
Люк качает головой. В этой женщине столько ума, столько пылкости, но она слишком спешит.
— Не надо замахиваться на что-то грандиозное, не так сразу, все эти новые методы хороши, только чтобы деньги тратить.
— А, так вы приверженец старой школы?
— Прежде всего надо снять отпечатки пальцев. Я вам уже сказал, меньше чем через сутки мы проведем тест с ривотрилом. Может быть, больной сможет рассказать нам, что случилось с ним за последние часы. А также объяснит происхождение пятен, которые так вас волнуют.
Жюли снова улыбается, на ее щеках появляются ямочки, она невероятно привлекательна.
— А это что, какой-то волшебный препарат?
— Он произвел настоящую революцию.
Она опирается на багажник и размышляет.
— Хорошо, я подожду. Но эта история занимает меня все больше и больше. Потому что, помимо того что этот больной неподвижен, у него в глазах страх. Как будто, ну, не знаю… он увидел что-то ужасное, такое страшное, что застыл. Такое возможно?
— В кино — да, а в психиатрии — нет.
— Он сжал мою руку, как будто… просил о помощи…
— Или, скорее, это был кататонический рефлекс.
— Как, по-вашему, он мог добраться в таком состоянии до автобусной остановки?
— Кататония редко поражает человека внезапно, ее можно сравнить с оболочкой из бетона: представьте, что он на вас льется и постепенно застывает, пока не затвердеет полностью. Прошло несколько недель, и больной уже не владел своим телом, не понимал, как выглядит. Может быть, он вышел из дома со своим одеялом, не имея никакой определенной цели, присел на автобусной остановке, а потом наступила неподвижность. Чаще всего за кататонией скрывается шизофрения или психическая травма. Нам предстоит это выяснить.
Она согласно кивает, потом идет к передней дверце машины. Люк смотрит на ее затылок, на мягкие волны волос, спадающие на плечи. Анна недалеко, она парит где-то в воздухе, как легкий дух. Доктору так хотелось бы оказаться сейчас где-нибудь в другом месте и думать лишь о работе, изнемогая под тяжестью проблем психических патологий.
Жюли садится за руль и опускает стекло:
