Поговорим про Мирабель, соседку, которая живет довольно далеко от нас (два или три километра через грязное поле). Она вовсе не красивая, но зато умная. Внешне она похожа на пластилинового человечка из тех, которых лепит Алиса, ну, ты понимаешь, уродина. Круглая голова с толстыми щеками, а тело крепкое как камень, как будто и не гнется. Про одежду я и не говорю — деревенщина. Дон Диего очень любит эту Мирабель, вечно к ней ласкается. Но вообще этот Дон Диего любит всех на свете, тоже мне сторожевой пес! По утрам папа его так выматывает, что потом этот блохастый целый день спит. Меня, честно говоря, Мирабель не раздражает. Она всегда всем довольна. Папе это очень нравится, он часто с ней смеется. Мирабель Брё, вот ее полное имя.
Но что меня огорчает после появления Мирабель, так это состояние Алисы. Ей, судя по всему, это все не по душе, она все чаще жалуется, что забывает разные вещи, но ничего не говорит, тем более папе. Мне-то она говорит. Я знаю, что Мирабель ей мешает, что ей от этого плохо. Хотя Алиса должна была бы радоваться, что ей больше не надо спать в одной комнате с папой, что у нее наконец есть своя комната. Так нет же! Поди пойми Алису, дорогой дневник! Иногда я думаю, что она и в самом деле дура.
А что до папы, то мне все больше хочется, чтобы его наказали за то, как он со мной обращается, чтобы ему было плохо. И за это я тоже ненавижу Мирабель, которая с ним веселится. Алиса-то, она никогда ничего не говорит, слушается, и все. Милая маленькая рабыня. Прости меня за такие дурные мысли, но я ничего не могу поделать, они у меня такие…
Да, вот еще. Я и Бога ненавижу за то, что он сделал с мамой, но об этом никто не должен знать, понятно? Потому что, если папа узнает, он свернет мне шею, как кроликам.
19
Алиса медленно открывает глаза. Все расплывается, но она узнает свою комнату, свою кровать, свою мебель. Склонившись над ней, Фред протягивает ее очки.
— Ну как, получше?
Молодая женщина садится, ей еще не по себе. Она смотрит на часы. Без двадцати семь.
— Что… Что случилось?
— Самсон, беженцы, газ… помнишь?
Алиса застенчиво кивает. Фред садится на край кровати.
— Ты вдруг выскочила из моего фургона на светофоре. Во сколько же? Часа в три. Я волновался. У меня был твой номер телефона, поэтому удалось выяснить твой адрес. Дверь была не заперта. Вот я и вошел…
Алиса внезапно вспоминает минуты, предшествовавшие черной дыре. Она видит площадь, полицейских, распыляющих газ, слышит крики.
— Фотография! Где фотография, которую дал Самсон?
Фред кивает в сторону ночного столика.
— Это что, твоя сестра-близняшка?
Алиса берет снимок, поджимает губы.
— Да, моя сестра-близняшка…
Фред вздыхает и проводит обеими руками по лицу.
— Ну так почему же, когда я тебя спрашивал, ты сказала, что у тебя нет сестры?
Алиса медлит с ответом.
— Потому что Доротея умерла десять лет назад.
В комнате воцаряется ледяное молчание. Фред указывает пальцем на фотографию:
— Но женщина на этой фотографии вовсе не мертвая. А две тысячи седьмой — это сейчас.
Алиса с лихорадочной скоростью обувается.
— Это все безумие какое-то. Мне надо понять.
— Куда ты собралась?
— К отцу.
Она выходит в гостиную. Фред хватает ее за руку:
— Постой-постой. Задержись на пару секунд и объясни. Я что-то никак не врублюсь.
— Что тебе надо объяснять? Почему на этой фотографии женщина, которая давно умерла? Нет у меня объяснения!
Фред берет ее за руки и пытается успокоить.
— Ну, давай подумаем, хорошо? Всему можно найти объяснение. Как умерла твоя сестра?
Алиса смотрит ему прямо в глаза. В них читаются боль и сострадание.
— Она разбила голову о камень. Умерла мгновенно.
Девушка трет глаза. В голове вихрем проносятся обрывки прошлого.
— Она часто сбегала с вершины холма и как ненормальная прыгала с откоса вместе с Доном Диего. Отец говорил, что это опасно, наказывал ее. Но она опять бралась за свое, такой уж у Доротеи был характер, она редко слушалась. Она умерла в день нашего пятнадцатилетия. Двадцать девятого сентября девяносто седьмого года.
— Ты там была? Ты все это видела?
— Нет… Я… Я совершенно не помню то время. Наверное, у меня была долгая черная дыра, на несколько дней. Когда я пришла в себя, Доротею уже похоронили в саду. Папа сказал, что она умерла.
Фред ходит взад-вперед, обхватив рукой подбородок. Его взгляд становится серьезным, напряженным.
— Значит, ты не видела ни как все случилось, ни ее тела?
Алиса трясет головой:
— Нет. Но отец показал мне кучу бумаг. Он получил разрешение похоронить ее в нашем саду, оно было подписано префектом Па-де-Кале. И свидетельство о смерти, выданное нашим семейным врачом. В глубине сада была… могила, на камне написано имя моей сестры и даты жизни. Разве я могла хоть на мгновение представить себе, что…
Алиса прижимается к его плечу. Ей необходимо выплакаться, излить душу. Фред ласково шепчет ей на ухо:
— Откуда тебе было знать… Тебе говорили, что случилось во время твоей черной дыры?
— Отец сказал, что у меня была температура. Что я бредила… Он говорил так всегда, после всех моих провалов.
— Сумасшедший дом какой-то. Слушай, Алиса, надо понять, что в действительности произошло.
Она отодвигается.
— Так я именно это и хочу сделать. Я должна пойти и проверить, увидеть своими глазами. Хочу понять, не превратилась ли моя жизнь в одну огромную ложь.
Фред натягивает куртку. Алиса кладет руку ему на плечо.
— Я пойду одна.
— Но…
— Прошу тебя. Мне и так нелегко.
Фред сжимает губы, потом целует ее в лоб и выходит вместе с ней из квартиры.
— Хорошо. Но будь осторожна.
20
— Так что, будем говорить про работу или не будем?
Прямо под носом у Жюли откуда-то возникает большой букет цветов. Благоухающие красные розы. Она с улыбкой оборачивается. Перед ней стоит Люк. На нем строгий костюм отличного покроя, галстук в тонкую синюю полоску и рубашка с золотыми пуговицами. Жюли вдыхает аромат роз.
— Какая красота. Спасибо большое. Но… Почему их восемь?
— Это число для меня особенное.
Он ничего не добавляет. Жюли кладет цветы на край стола.
— Что же касается вашего вопроса, по-моему, разговор о работе испортил бы нам вечер.
