Дневник сестры.
Алиса улыбается. Она сразу узнаёт эту тетрадку в сине-белой обложке, ведь у нее была точно такая же. Вынимает тетрадь, гладит ее, вдыхает ее запах, она приятно пахнет канцелярским клеем, диктантами, чернилами. Несмотря на ссоры и насмешки, ей всегда нравилось в школе. А он забрал ее оттуда…
Он не оставил ей никаких шансов.
У нее перехватывает горло, когда она читает заголовок: «Моя разбитая жизнь. Доротея Дехане». Алиса с волнением узнает почерк Доротеи, ее особую манеру писать букву «У»: заглавные «У» выходят за линейку, словно крылья птиц. Доротея всегда хотела улететь.
Сунув тетрадку под куртку, девушка уже готова закрыть дверцу шкафа, как вдруг замечает еще одну папку под литерой «Д». На папке написано: «Клод Дехане». Нахмурившись, она берет папку и открывает ее. Внутри лежат письмо и старая аудиокассета.
Алиса аккуратно вытаскивает из конверта листок бумаги и читает:
Дорогой коллега.
По вашей просьбе направляю вам копию записи сеанса гипноза, проведенного мною с Клодом Дехане 18 ноября 1982 года, примерно через два месяца после его возвращения из Ливана. Как вы можете убедиться, в данном случае я столкнулся с глубокой психической травмой, сопровождающейся симптомами вины, характерными для ситуации «выжившего». Этот случай особенно тяжел и необычен, так как больной создал собственную версию истины в отношении одного из эпизодов бойни в Сабре и Шатиле и выстроил защиту для своей психики на основе ложных воспоминаний.
По неизвестной мне причине несколькими неделями позже больной решил прервать лечение, я больше никогда его не видел, и его история болезни осталась недописанной.
С профессиональным уважением,
д-р Янник Леруа.
Алиса откладывает письмо и задумывается. Она слышала, как отец, напившись, рассказывал, что во время войны в Ливане присутствовал при изнасилованиях и убийствах. О каких же ложных воспоминаниях может идти речь?
Девушка берет из ящика стола магнитофон. Осторожно вставляет в него кассету, делает глубокий вдох и нажимает кнопку «Воспроизведение».
Сначала она слышит голос доктора Леруа, он говорит долго. В самом начале он просит Клода расслабиться, и ему удается ввести его в состояние гипнотического сна, а потом и транса. Алисе кажется, что она находится где-то рядом, она слышит, как бьются сердца, улавливает звуки дыхания. Она представляет себе черные глаза отца, его самого двадцать пять лет назад. Тогда она только-только родилась.
— Вы не в этом кабинете, Клод. Стены медленно сдвигаются, пол под вашими ногами исчезает, становится гораздо холоднее. Это холод земли, холод дыры, пробитой в бетонной стене. Это тихое убежище прикрыто пластиковой скатертью, выстилающей дно стенного шкафа, маленького белого стенного шкафа в глубине кухни. Вокруг вас слышны голоса, это голоса семи членов палестинской семьи. Пахнет рисом и пряностями.
— Еще пахнет оливковым маслом, вяленым мясом, которое хранится в стеклянном сосуде. Такое впечатление, что где-то разлагается труп животного. Мне отвратителен этот запах.
— Шкаф плотно закрыт?
— Да. Но вообще-то не совсем. Между створками осталась вертикальная щель.
— Малака плохо прикрыла дверцы?
— Ну, скажем, не до конца.
— Вы можете видеть сквозь эту щель?
— Да.
— Что вы видите?
— Сначала кухню, потом… потом, дальше, крохотную гостиную, где набросаны куски железа и меди. Я вижу сиденье от «мерседеса», угадываю силуэты отца Малаки и братьев, которые перестали играть с банками из-под пива.
— Больше никого? Где Наджат и Малака?
— Недалеко. У окна. Они волнуются.
— Подходят солдаты?
— Я слышу их голоса с улицы. И еще слышу, как проезжают джипы и легкие бронемашины.
— Что происходит, когда военные выламывают дверь?
Сидя в кресле психиатра, Алиса грызет ногти. Из магнитофона слышится взволнованное дыхание отца. Она ненавидит, когда он дышит вот так, словно какой-то зверь.
— Я боюсь.
— Чего?
— Что они сделают со мной что-то плохое.
— Они вошли?
— Да.
— Что вы видите сквозь щель?
— Фалангистов. У них на плече вытатуирован кедр, и они… у них в руках ножи. Боже мой, они… они покрыты кровью!
— Не волнуйтесь, вы в укрытии, никто не может вас увидеть.
— Нет, меня никто не увидит.
— И что делают фалангисты, войдя в дом?
Алиса представляет себе, как искривилось лицо отца, она угадывает его реакции, его выражения. Она дрожит. Она больше не хочет слушать, но что-то удерживает ее на месте.
— Они поднимают ножи. Автомобильное сиденье падает набок, старик валится на пол. Его глаза широко открыты и неподвижны. Из раны на горле течет кровь. Я… Я слышу вопли, мальчики кричат, я… я вижу, как двое из них падают, потом…
Застывшая Алиса впивается зубами в свой кулак. Отец рассказывает, как жестоко солдаты обращаются с женщинами. Клод безостановочно всхлипывает. Психиатр вмешивается:
— Клод, Клод, давайте вернемся назад, хорошо? Успокойтесь, успокойтесь, дышите поглубже… Вот так… Ничего этого нет, Малака просто просит вас спрятаться в глубине стенного шкафа. Она приподнимает скатерть, велит вам скорчиться, а потом аккуратно опускает скатерть на место. Подумайте о том, как вам спокойно в этом шкафу, припомните все жесты Малаки, это очень важно. Вы их помните?
— В точности.
— И вы слышите, как закрываются дверцы?
— Да.
— Дверцы закрыты. Они хорошо закрыты, не так ли?
— Да.
— И как же вы видите, что творится снаружи? Подумайте, прежде чем ответить, Клод.
Клод задумывается.
— Нет, все темно. Совершенно темно.
— Очень хорошо. Значит, вертикальной щели нет?
— Нет…
— И значит, вы ничего не видите.
— Совершенно ничего. Щели нет.
— Ее нет… Ее никогда не было… Когда солдаты входят в дом, вам очень страшно. Вы не осмеливаетесь пошевелиться.
— Я забиваюсь еще глубже в дыру, я не касаюсь скатерти. У меня замерзли ноги.
— Что вы слышите?
Клод издает негромкие неразборчивые звуки, можно подумать, что он вот-вот заплачет. Наконец он отвечает:
