Клод хватается за голову, широко открывает рот, но не может издать ни звука. Неужели он ошибся?
Почему? Почему? Почему?
Он угрожающе смотрит на Александра. Все, ради чего он существует вот уже столько лет, внезапно превратилось в пыль. Он медленно поднимает биту, сует ее в мешок, потом отвязывает веревки от дерева.
— Встать.
Его голос ничего не выражает, он кажется мертвым. Он хватает Александра под руку и волочит его по сухой листве — десятки, сотни метров.
От человека в капюшоне осталась только тень.
Опускается брезентовый тент фургона, хлопает дверца. Раньше Клод привозил тела обратно только в мешке. Он выезжает из леса, возвращается в цивилизованный мир, городские огни снова придают ему сил. Пальцы, мертвой хваткой вцепившиеся в руль, понемногу расслабляются. Мысли проясняются, и вскоре к нему возвращается уверенность в собственных силах. В конце концов, этот тип — всего лишь песчинка, случайно попавшая в отлаженную систему. Рано или поздно такое должно было случиться. И даже если этот сукин сын заговорит, никто никогда не сможет выследить его, его пленников… В любом случае, он никогда ничего не скажет.
Что же касается К., то до конца своей жизни он будет раскаиваться в подземелье.
Вскоре Клод приводит своего пленника обратно в подземную тюрьму, в бесконечные коридоры, вдоль которых тянутся камеры. Пальцы с черными ногтями хватаются за прутья, серые лица прижимаются к холодному металлу, наблюдая за возвращением человека, которому не посчастливилось умереть.
Белый как мел Александр поворачивает голову. Он кричит, бьется, а потом, израненный, падает на пол. Его потерянный взгляд встречается с глазами других пленников.
Его проводят мимо камеры, потом тянут в другую сторону. Он знает… Он знает, что к человеку в капюшоне, демонстрирующему его другим несчастным, вернулась прежняя жестокость.
Он разбит, он обезумел, но все же чувствует, как его раздевают и швыряют в другую камеру.
Может быть, его изолировали от остальных, чтобы наказать. Наверняка чтобы свести с ума. Но Александр больше не боится безумия. Напротив, он ждет его.
Совершенно голый, он подползает к задней стене камеры и съеживается там, обхватив руками обритую голову.
Он ищет красный шарик, но его больше нет.
Сегодня вечером Александр не получил право стать свободным.
И в этом он может винить только Бланшара.
Если он когда-нибудь выйдет отсюда, он убьет его.
56
На этот раз Доротея решает не убегать, как она делает обычно при каждом своем появлении, если ситуация оборачивается не в ее пользу. Она быстро окидывает взглядом место, где оказалась. Квартира ее сестры… Ее глаза встречаются с глазами Жюли Рокваль.
— Вижу, вы нашли мою сестру.
Жюли немного подается назад:
— Что… Что вы такое говорите?
— Вы же в гостях у Алисы, не так ли? Из этого я делаю вывод, что вы ее нашли.
Сотрудница социальной службы не может прийти в себя. Тон голоса, ритм речи, поведение — все внезапно изменилось. Перед ней стоит не застенчивая Алиса, а гордая Доротея. Жюли только что своими глазами наблюдала редчайшее явление: смену личности.
— Вы… Вы — Доротея?
— А кто же еще?
Жюли потрясена. Да, в университете ей приходилось слышать о диссоциативном расстройстве личности, и ее это очень занимало. Она хорошо помнит о нашумевших в свое время случаях, например об Анне О. или о Сибил, женщине с шестнадцатью личностями. Но ей никогда, никогда не доводилось встречать подобных больных. Теперь она лучше понимает одержимость Люка Грэхема. Такой редкий, такой странный случай…
Доротея указывает пальцем на зажигалку, торчащую из кармана Жюли.
— У вас сигаретки не найдется?
Жюли по-настоящему сложно вернуться к нормальному разговору.
— Да-да, конечно. А ваша сестра, Алиса, по-моему, не курит?
— Она никогда и не пробовала. Из нас двух Алиса всегда была хорошей девочкой, такой, как нравится моему отцу.
Это совершенно поразительный случай. Расщепление доходит до того, что одна часть мозга Алисы Дехане зависима от никотина, а другая — нет. Что же заставляет появляться Доротею: злость, страх или откровения, которые Алисе слишком трудно перенести? Происходит ли расщепление личности каждый раз, когда она ощущает себя в психологической опасности? Но как объяснить очки?
— Вы… Вы знаете, где сейчас Алиса?
Доротея берет сигарету и закуривает. Потом, закрыв глаза, делает длинную затяжку.
— Думаю, она поехала к Грэхему. Там вроде бы что-то стряслось.
— Что?
Доротея пожимает плечами:
— Ой, да это просто Николя, этот плакса влез куда не надо. А потом еще этот Берди.
— Берди?
— Дежурный злодей. Как правило, он не показывается.
— Вы рассказываете мне о других личностях? О других персонажах, живущих внутри Алисы?
Доротея нервно присвистывает:
— Как это — другие персонажи? Вы прямо как Грэхем. Я говорю вам о людях, а не о персонажах или как вы их там называете.
Она поворачивается кругом.
— Разве похоже, что меня нет? Разве я похожа на сестру? Посмотрите на мои красивые ногти, сравните их с Алисиными, — вы увидите, кто из нас болен. Алиса мало заботится о своей внешности, она себя запустила. Ой, все это так глупо. Все время приходится оправдываться.
Ногти у нее короткие и обгрызенные, но, судя по всему, Доротея видит их по-другому.
— Вам удалось что-то узнать о происшествии с семьей Грэхема и о человеке из статьи?
Жюли кивает и пытается поверить, что разговаривает не с Алисой, а с Доротеей. С совершенно другой, независимой личностью, с собственными условностями, собственными воспоминаниями, собственным характером. Да, интересно, должно быть, на сеансах психотерапии у Грэхема!
— Вы правы. Человек с вашим одеялом, которого мы подобрали на автобусной остановке, в две тысячи четвертом году стал виновником дорожного происшествия. Он насмерть сбил девочку.
— Алиса рассказала вам про одеяло?
— Вы узнали его, но ничего мне не сказали, когда я показала вам снимок.
— Клянусь вам, я не знаю, откуда у этого типа взялось это одеяло. Я не хотела подвергать опасности мою сестру.
— Так значит, это ваша… ваша сестра Алиса накрыла им моего больного?
— Об этом я ничего не знаю. Может, это сделал Берди, кто знает? Я не в курсе того, что они там делают, говорю вам. У меня своя жизнь.
