— Затем, что ей надо было выполнить требования научного руководителя, затем, что у нее были бы неприятности, узнай он, что его подопечная не выполняет его требований. Оливье Солерс не церемонится со своими учениками и не выносит нарушений дисциплины. Если бы Солерс разозлился на Еву, плакала бы ее степень.
— А она была честолюбива?
— Весьма! Я это поняла сразу, почти ничего еще о ней не зная. Несмотря на молодость, Ева успела уже очень серьезно изучить латерализацию у некоторых видов птиц и рыб, более того — успела опубликовать материалы об этом, причем точность и глубина ее исследований были отмечены в статьях авторитетных научных журналов. Согласитесь, такое крайне редко случается, когда автор материалов — двадцатипятилетняя девушка. Ева Лутц была блистательным ученым, она уже мечтала о Нобелевской премии и банкете по этому поводу…
Шарко не смог сдержать улыбки. Услышав, до чего необычными предметами интересуются ученые, он — со своими самыми что ни на есть заурядными, обыденными делами — сразу показался себе безнадежно отсталым.
— Простите, но… как-то я не очень уловил. Зачем нам знать, правша какая-то рыба или левша? Какая и кому от этого польза? Да и трудно представить, в чем может выражаться праворукость у рыбы! У обезьяны — понятно, но у рыбы?
— Да-да, понимаю, что вас смутило. У вас же все донельзя конкретно: охотитесь за убийцами, сажаете их за решетку.
— К несчастью, так и есть.
— А мы, мы хотим узнать, откуда мы взялись такие, для того, чтобы понять, куда придем. Мы следуем за нитью жизни, и наблюдение за тем, какие виды, породы, сорта она создает — будь то растения, вирусы, бактерии или животные, — помогает нам разобраться в нас самих. Латерализация у некоторых рыб, живущих в сообществах, стаях, более чем значима. Случалось ли вам видеть, как ведет себя косяк рыбы, когда к нему приближается хищник? Все рыбы сворачивают в одном и том же направлении, чтобы так и остаться всем вместе, чтобы на них было труднее напасть. Они не раздумывают, они не говорят себе: «Тревога! Сейчас мне надо повернуть налево, как все мои товарищи!» — нет, это социальное поведение составляет часть их природы, оно заложено в их гены, если вам нужен более или менее точный образ. Благодаря латерализации в случае с рыбами выживает наиболее способный, наиболее пригодный к рыбьей жизни, только он и выживает — вернее, его выбирают для жизни.
— «Выбирают»? Кто выбирает? Высший разум?
— Конечно же нет. Тезисам сторонников креационизма типа: «Господь создал человека, равно как и все живые существа, населяющие Землю» — нет места ни в нашем центре, ни в любом другом научном сообществе. Конечно же не высший разум. Его выбирает Эволюция — с большой буквы. Эволюция создает условия для всего, что благоприятствует распространению генов, причем не просто генов, а генов лучших особей, остальные же уничтожает.
— Пресловутый естественный отбор, при котором хромая утка не выживает?
— Можно сказать и так. Но вернемся к рыбам. Когда весь косяк сворачивает влево, некоторые особи сворачивают в другую сторону, потому что не умеют, лишены способности вести себя так же, как остальные. Генетический дефект? «Хромые утки», так вы сказали? Как бы там ни было, эти «некоторые» умирают первыми, позволяя себя, например, съесть, потому что они не приспособлены к жизни, потому что они слабее других. Вот вам одно из проявлений естественного отбора. Если бы у человека-левши были хоть какие-то жизненные преимущества, скорее всего, мы все превратились бы в левшей и вели бы себя в каком-то смысле подобно косяку рыбы. Проблема в том, что нам это не нужно, никаких преимуществ леворукость человеку не дает, но тем не менее левши существуют. Почему? Зачем эволюция благоприятствовала асимметрии между правшами и левшами? Почему, зачем именно такая пропорция: в мире, где все продумано и приспособлено для правшей, каждый десятый все-таки рождается левшой? В своей диссертации Ева Лутц пыталась найти ответ на все эти вопросы.
Шарко подумал, что ему-то никогда в жизни не доводилось задаваться подобными вопросами, просто потому, что вся эта научная ерунда нисколько его не интересует. На его взгляд, существует слишком много куда более важных и серьезных тем для исследования, но ведь вкусы у всех разные. Тем не менее пора было возвращаться к конкретным вопросам, к тому, зачем он сюда пришел.
— Вы говорили, что Ева Лутц приходила на работу позже других. Каждый день?
— Да, она приходила к пяти часам вечера, когда двери центра уже, как правило, запираются. Говорила, что хочет работать в тишине, хочет иметь возможность наблюдать за обезьянами, не влияя на их привычки.
— Но судя по тому, что все графы ее таблиц пусты, приходила она сюда по вечерам просто для того, чтобы отметиться, обозначить свое присутствие… С какой целью? Чтобы никто, а главное, научный руководитель, не уличил ее в обмане?
— А может быть, она целые дни занималась чем-то другим? Знаете, я сама ужасно удивилась, когда обнаружила эти пустые страницы. Ну почему, почему такая серьезная девушка вдруг начала врать? Чем таким она могла увлечься настолько, чтобы поставить под удар свое будущее?
— У вас есть какие-нибудь идеи на этот счет?
— Нет, пожалуй. Но ведь если Ева изучала латерализацию в человеческих популяциях прошлого и настоящего и если она занималась этой темой больше года, ей, видимо, приходилось черпать информацию из многих и совершенно разных областей… А дня два-три назад — да, не больше — она сказала мне по секрету, что столкнулась с чем-то совершенно невероятным.
— В каком же роде?
— К сожалению, не знаю. Но я по глазам Евы видела, что девочка говорит правду. В самом начале своих исследований она регулярно отсылала отчеты о них научному руководителю, чтобы тот мог следить за ходом ее работы и, когда нужно, корректировать. Потом, как рассказывал мне Оливье, эти отчеты стали поступать все реже и реже. Начиная с июня. Такое уже случалось, и профессор не стал сразу же бить тревогу. Знаете, это дело обычное: научный руководитель хочет держать в руках вожжи, а диссертант стремится на волю, рвется работать самостоятельно. Однако в середине июля, то есть за месяц до приезда сюда, Ева вдруг отказалась присылать в лабораторию какую бы то ни было информацию, стала утаивать суть своей работы, отделываясь обещаниями, что сделает доклад, который — она гарантирует — прозвучит «настоящей сенсацией», если, конечно, ее исследования окажутся плодотворными.
Шарко нервно вертел в руках пустой стаканчик, не видя, куда бы его выбросить, а мысленно пытался посмотреть на дело под другим углом. Лутц в ходе своих изысканий встречается с новыми людьми, круг ее знакомств расширяется. Тем или иными образом, притворившись, например, журналисткой, она наталкивается на нечто «жареное» и после этого замыкается в себе.
Хлопнула дверь, и комиссар вернулся к реальности. Увидел вдалеке, у дверей питомника, санитаров с носилками. Труп Евы Лутц в черном пластиковом мешке напоминал обгоревшее дерево. Ибо прах ты и в прах возвратишься…
[8]
Потом санитары вернулись в здание с пустыми носилками, и Клементина прижала к губам сжатые кулаки:
