— Рука левая. Боже ты мой, что здесь случилось?
Стараясь не производить ни малейшего шума и прицелившись в стену, комиссар продолжил подъем по лестнице. Сердце стучало уже в висках, он ощущал, что само его тело приготовилось к опасности. Тошнотворная смесь запахов — испражнений, мочи и крови. Края гобеленов оторваны от стены, воды на ступеньках прибывает. Как в ночных кошмарах.
Второй этаж. Они свернули направо и подошли к ванной.
Кран умывальника был отвернут до конца, вода была везде. По полу плавала грязная одежда.
Полицейские двинулись дальше. Все двери были распахнуты, кроме одной — в глубине коридора. А ручка у этой двери — вся в крови. И отпечатки кровавой руки на стене вели именно сюда — никаких сомнений. Зверь укрылся в своей берлоге.
И ждет.
Слегка присев и затаив дыхание, Шарко остановился слева от двери, прислушался, попытался дернуть ручку. Бессмысленно: дверь заперта то ли на ключ, то ли на задвижку. Им не войти.
Комиссар прижался щекой к пистолету, затылком он чувствовал теплое дыхание Жака.
— Полиция! Поговорите с нами?
Молчание. Нет, вроде бы слышно какое-то мяуканье, а может быть, плач. Непонятно даже, кто там: женщина или мужчина. Может быть, Ламбер оставил в живых вторую свою жертву?
Они переглянулись, у обоих в глазах застыл ужас. Шарко предпринял еще одну попытку поговорить по-хорошему:
— Мы могли бы вам помочь, достаточно открыть дверь и сдаться добровольно. С вами есть кто-нибудь?
Молчание.
Шарко еще подождал. Наверное, преступник вооружен, и, скорее всего, ножом или чем-то в этом роде — иначе он бы уже выстрелил. Тишина такая, что слышно, как муха пролетит.
Всё! Больше ждать нельзя, пора переходить к действиям.
— Оставайся тут. Мне не хотелось бы, чтобы беременная женщина осталась вдовой.
— Вот еще! Я иду с тобой.
Комиссар кивнул, полицейские бесшумно передвинулись, чтобы оказаться напротив двери, Леваллуа прицелился в замочную скважину и выстрелил. Еще секунда — и Шарко, вмазав как следует ногой по двери, влетел в комнату, Жак за ним. Оружие у обоих было наготове.
Комната выглядела пустой, но в углу, это Шарко увидел сразу же, стоял человек гигантского роста — ссутулившись и прижав к груди кулаки. Его обведенные фиолетовыми кругами глаза были ярко-желтыми и блестели, будто в лихорадке. Шарко перевел на него дуло.
А колосс, уставившись на Шарко, вдруг принялся щипать себя за щеки. Комиссар стоял расставив ноги, его не смутишь и не запугаешь, Леваллуа тем временем тоже навел на парня пистолет:
— Не вздумай пошевелиться!
Феликс Ламбер был безоружен. Закрыв глаза, он кусал пальцы — до крови, лицо искажала гримаса боли. Губы у него были пересохшие, зубы острые, лицо безумное, вся фигура — словно воплощение зла, какого-то нереального зла.
Внезапно гигант задрожал, открыл глаза и кинулся к окну. Шарко и крикнуть не успел, а убийца уже пробил головой стекло.
И, не издав ни звука, рухнул с десятиметровой высоты.
36
Гаэль Лекупе нажала на «стоп» и чуть дрожащей рукой вынула кассету.
— Сколько лет ее не видела. И всё так же страшно…
Люси понадобилось время, чтобы прийти в себя. Неужели она видела все это на самом деле? Содержание записи было настолько же кошмарным, насколько достоверным: никаких сомнений в том, что объекты съемки и звук настоящие, разного рода шероховатости доказывали, что в фильме нет ни постановочных эффектов, ни комбинированных съемок. И ни малейших следов монтажа. Да, такое случилось где-то в мире сорок с лишним лет назад. Что-то ужасное случилось с обитателями джунглей, и человек, который знал о том, что это ужасное произойдет, пришел туда, чтобы запечатлеть все на пленке. Монстр, садист, он снимал выживших, даже не пытаясь им помочь, спасти их.
Знакомые Тернэ с ипподрома… Авторы «Феникса № 1»…
Может быть, один из них — тот самый убийца, которого разыскивает Люси? А может быть, убийцы они оба?
Люси тяжело вздохнула. С первого же дня расследование этого дела неизменно заводило ее в туман, каждый этап неизменно заканчивался новой тайной, она постоянно оказывалась лицом к лицу с собственным прошлым и была вынуждена тратить все силы на то, чтобы продолжать. Сейчас у нее было ощущение, будто здесь, на этой пленке, рассказано о жестокости мира как такового, будто в этих нескольких минутах видеозаписи сконцентрирован весь ужас, какой только может происходить на свете.
Господи, это же никогда не кончится!
Взяв себя в руки, Люси повернулась к собеседнице:
— Эта туземная деревня вымерла целиком. Можно сделать вывод, что люди там, в джунглях, были поражены каким-то вирусом…
— Похоже, так. Да. Вирусом, как вы сказали, или инфекцией.
Теперь у Люси было одно-единственное желание: разобраться, получить ответы.
— Что вам известно об этом репортаже?
Мадам Лекупе, закусив губу, помолчала, а когда начала говорить, попробовала уклониться от ответа хотя бы частично, рассказать не совсем о том, что так интересовало гостью:
— Представьте себе, что было, когда Стефан вернулся домой! С одной стороны он, обнаруживший, что супруга обшаривала его ящики, с другой я — требующая объяснений по поводу этого гнусного фильма, этих таинственных незнакомцев, с которыми он, по секрету от меня, встречается уже несколько месяцев. В тот день наша совместная жизнь и полетела ко всем чертям. Стефан пропал на несколько дней — пропал вместе со всеми своими секретами, со всеми своими бумагами и кассетами, не сказав мне ни единого слова, ничего не объяснив. А когда вернулся — понятия не имею откуда, — сообщил, что требует развода и отбывает в Реймс.
Рассказчица вздохнула, было видно, что она с трудом справляется с волнением. Даже четверть века спустя воспоминания о тех днях тяготили ее.
— Да, вот так вот все и было — совсем просто и совершенно дико. Он пожертвовал нашим союзом ради… ради чего-то, что помрачило его сознание. Я так и не узнала, почему он так внезапно сорвался из Парижа, почему уехал в Реймс заведовать этим родильным отделением. Я действительно предполагала тогда, что он хочет поставить здесь точку и вернуться к истокам. А может быть — уехать подальше от всей этой грязи, от этих странных типов… или одного из них, того, кто способен был снимать на пленку такие ужасы. И все, что у меня от него осталось, — только эта старая видеокассета.
Люси попробовала задать тот же вопрос немножко иначе:
— А… смогли ли вы разобраться в том, что происходит на этих кадрах? Пробовали ли понять?
— Да, вначале пробовала. Я показала эту кассету одному знакомому антропологу, но выяснилось, что он в жизни не видел ничего подобного. А поскольку тела там в таком состоянии и информации практически никакой, он даже не смог установить, какое это племя. Только по обезьянкам и удалось определить, да и то не совсем точно, место действия. — Гаэль вернула кассету в гнездо, включила видеомагнитофон и прокрутила пленку до крупного плана одной из обезьян. — Это белолицые капуцины, которые водятся только в амазонских лесах, на границе Венесуэлы и Бразилии.
