— А потом положил кассеты в тайник, сделанный под почти новеньким паркетом.
— Точно! Ну и скажи теперь: разве не похоже, что он таким же образом где-то припрятал информацию о геноме кроманьонца? А сведения о том, где припрятал, зашифровал.
— И именно поэтому убийца изъял все источники, способные содержать эту информацию, какие смог найти в его доме.
Люси покачала головой:
— Нет-нет. Тернэ не мог довольствоваться обычными способами защиты информации в компьютере, это было бы слишком очевидно, это было бы слишком легко разгадать. Люди всегда боятся, что пираты доберутся до их открытий, и действительно, никогда нельзя быть уверенным, что такого не случится, прими хоть все известные на сегодня меры предосторожности. К тому же компьютер может сломаться, иногда жесткие диски выходят из строя без всякой на то причины. Нет, Тернэ был чересчур хитрым, чтобы просто запаролить информацию в компьютере. И чересчур экстравагантным.
— Ты думаешь, дело в третьей картине? В фотографии кроманьонца?
— Угадал. Но мы не поймем, что там, в этой фотографии, не поняв логики его поступков…
Шарко напряженно думал. А потом вдруг щелкнул пальцами:
— Черт побери, да конечно же! Ключ и замок!
Люси нахмурилась:
— Какой ключ и какой замок? Что ты имеешь в виду?
— Кажется, я нашел! Ты готова к налету на Париж?
Люси караулила на углу — не дай бог, их застигнут врасплох, а Шарко, сняв безо всякого труда печати с двери Тернэ, вошел в дом, мигом взлетел на второй этаж, затянутыми в хирургические перчатки руками снял со стены библиотеки рамку с фотографией мумии кроманьонца, вынул снимок из рамки, скатал, и не прошло и двух минут — снова был на улице Дарвина.
Теперь их путь лежал в XIV округ.
На этот раз Даниэль Мюлье был в тренировочном костюме, но казалось, он не двинулся с места с тех пор, как Шарко видел его несколько дней назад. Та же карандашница с десятком совершенно одинаковых авторучек, тот же включенный компьютер, та же раскрытая на столе книга — том 342. Шарко предупредил Люси о том, что она может испытать шок, увидев странную комнату, где целая человеческая жизнь измерялась километрами бумаги, и сейчас, стоя на пороге, она молча озиралась, пока Венсан Одебер, оставив Шарко у входа, приближался к юноше.
Оказавшись в поле зрения аутиста, директор интерната что-то сказал Даниэлю, чтобы привлечь его внимание, потом положил перед ним снимок и несколько чистых листов бумаги. Даниэль оторвался от своей бессмысленной работы, довольно неуклюже потянулся за фотографией, взял ее в руки и стал пристально всматриваться. Потом — не поднимая глаз и так медленно, словно происходящее следовало некой несокрушимой логике, отложил снимок, поменял авторучку на другую, с красными чернилами, и начал писать на верхнем листе бумаги одну серию букв за другой.
Одебер почесал подбородок и на цыпочках отошел к посетителям:
— Просто не могу поверить — сработало! Фотография сработала как выключатель! То есть Стефан Тернэ использовал Даниэля в качестве…
— В качестве живой памяти, — закончил за него фразу Шарко. — Никому не известный аутист, содержащийся в специализированном интернате… Ключ, которым открывается замок.
Потом они молча стояли у двери и смотрели, как Даниэль пишет. Аутист сидел, склонившись к столу, и заполнял белые листы красными строчками с какой-то бешеной скоростью. Полчаса спустя он разогнулся, отодвинул в сторону готовую работу вместе с фотографией и — без передышки — вернулся к своей книге номер 342.
Директор интерната взял у него со стола запись и передал Шарко.
— Это последовательность оснований в ДНК мумии с фотографии, и эта мумия, должен сказать, замечательно сохранилась… То есть, скорее всего, перед нами генетический код первобытного человека, так? — спросил он шепотом.
— Похоже, — ответил Шарко. — А сам код вы могли бы прочесть?
— Ну что вы, конечно нет! Вижу, что эта последовательность букв не напоминает ни один из известных мне генетических отпечатков, не более того. Но я ведь недостаточно подкован, чтобы разобраться, в чем тут дело. Вам надо спросить у генетиков.
Люси, в свою очередь, всмотрелась в ряды букв.
— А может быть, это и есть тот самый код, который мы ищем? Ключ ко всей нашей истории?
Бывшие полицейские поблагодарили Одебера, мужчины вышли, Люси, чуть задержавшись в комнате аутиста, шепнула: «Спасибо, Даниэль!», — догнала Шарко, и директор интерната проводил их к выходу.
На стоянке комиссар еще раз всмотрелся в ряды букв, и вид у него при этом был встревоженный.
— Мы немножко погорячились, Люси, тебе не кажется? Ну вот, у нас есть данные, а дальше? Что нам с ними делать? У нас же нет больше доступа к делу…
— Из-за того, что тебя выгнали? Подумаешь! Да нет, я понимаю, что тебе тяжело, я не это хотела сказать, а то… то, что твоя отставка не помешает нам двигаться вперед. Мы можем продолжать и без них. У нас есть эта последовательность оснований в ДНК, у нас есть кассета со съемками в Амазонии, и завтра утром мы передадим все это специалистам. Последовательность — генетику, кассету — антропологу.
— Послушай, Люси, но…
— Что за пораженческие настроения, Франк! У нас, слава богу, есть чем заняться. Феликс Ламбер и его отец мертвы, но ведь другие члены их семьи живы. Поговорим с его матерью о том, как протекала у нее беременность, узнаем, где и как она рожала, в каком родильном доме. Таким образом мы узнаем, были ли у нее какие-то проблемы до рождения Феликса и, если были, лечилась ли она и у кого. И если что-либо окажется подозрительным, возьмем это на заметку. А если и эта женщина пересекалась с Тернэ… ну, сам понимаешь! Или другой вариант: она выведет нас на кого-то из людей с ипподрома. Будем копать и наверняка что-нибудь накопаем. Не волнуйся, выкрутимся. — Она вгляделась в страницы с красными строчками, и тон у нее изменился. — А еще мне надо понять, что кроется за этой птицей феникс. И тут я пойду настолько далеко, насколько смогу, с тобой или без тебя.
— Ты хочешь сказать, что готова рискнуть жизнью и отправиться в джунгли? Просто чтобы получить ответ?
— Не просто чтобы получить ответ. Чтобы завершить траур по моей дочери.
Комиссар тяжело вздохнул:
— Ладно, поехали домой. Ты доешь суши и наберешься сил. Тебе они понадобятся.
Люси наградила его широкой улыбкой:
— Значит, договорились? Значит, ты со мной?
— Нечему тут улыбаться, Люси. Нет ничего веселого в том, что мы собираемся делать, как нет ничего веселого в том, что мы рискуем обнаружить в результате наших действий. Люди погибают… — Он взглянул на часы. — Поехали наконец. Сначала домой, чтобы хоть чуть-чуть отдохнуть, а в десять — снова в дорогу.
— В десять вечера? Куда это мы можем поехать так поздно?
