Шарко открыл папку, вынул из нее три листка, исписанные Даниэлем Мюлье, и показал другу:
— А можешь попросить своего знакомого глянуть на это? Чем скорее, тем лучше!
— Последовательность оснований ДНК? Чьей?
— В том-то и дело, что мы этого не знаем. Но хотим узнать.
Доктор вздохнул.
— Тебе хоть понятно, что ты превышаешь свои полномочия?
Шарко улыбнулся и протянул Полю руку:
— Еще раз спасибо. И не забудь…
— Не забуду, не забуду! Тебя здесь не было!
41
Выйдя из Института судебной медицины, полицейские наконец-то вдохнули полной грудью, они чувствовали себя так, словно вернулись на землю после долгого плавания на подводной лодке. Никогда еще шум проносящейся машины не казался им таким успокаивающим. Но воздух по-прежнему давил на плечи, и если бы только воздух… Шарко подошел поближе к Сене и, сунув в руки в карманы, любовался янтарными бликами на воде. Париж вокруг уже кутался в свое светящееся одеяло. В глубине души комиссар настолько же любил этот город, насколько ненавидел.
Люси тихонько подошла к нему, встала рядом, прошептала:
— О чем ты думаешь?
— О многом сразу. Но главное — о связи эволюции с выживанием. О генах, которым так хочется размножиться, распространиться, что они готовы платить за это любую цену, вплоть до того, чтобы уничтожать иногда и своих собственных носителей…
— Как самка богомола?
— Как самка богомола, как шмели, как лососи. Даже паразитируя, вирусы следуют все той же логике: они населяют наш организм, чтобы существовать, и делают это настолько умно, насколько могут. И еще, знаешь, мне кажется, эта история с «гонкой вооружений» напоминает эпизод из «Алисы в Стране чудес»… Ты читала Льюиса Кэрролла?
— Нет, никогда. К сожалению, всё, что я читала, куда более мрачно.
Люси подошла еще ближе к Франку, теперь их плечи почти соприкасались, но он так и смотрел в сторону горизонта, зрачки его были расширены, хотя голос звучал ласково и ясно:
— Так вот, там Алиса встречается с Белой Королевой, а встретившись, они почему-то сразу же пускаются бежать, причем с бешеной скоростью… Кэрролл пишет: они мчались так быстро, что казалось, скользили по воздуху, не касаясь земли ногами… И они мчались, пока Алиса, совсем уже выбившись из сил, не остановилась и не обнаружила, что они с Королевой находятся у того самого дерева, от которого начался их бег. Тогда Алиса спросила: «Неужели мы не стронулись с места ни на шаг?» — и Королева ей ответила: «Ну конечно нет!» А на слова Алисы о том, что в ее стране, если долго бежать со всех ног, непременно попадешь в другое место, Королева возразила, что здесь, наоборот, приходится бежать со всех ног, чтобы остаться на том же месте, а если хочешь попасть в другое — надо бежать по крайней мере вдвое быстрее! — Комиссар помолчал, потом заглянул Люси в глаза. — Мы, как любое живое существо, как любой организм, делаем всё, лишь бы выжить. Ты, я, антилопа в саваннах, рыба в океанских глубинах, бедняк, богач, чернокожий и белый — все мы с самого начала бежим во весь дух ради выживания. И какие бы драмы ни валили нас с ног, мы всякий раз поднимаемся и снова бежим, чтобы нагнать окружающее, которое, как ни стремительно мы несемся, не остается позади. Потому что стоит нам нагнать его, оно ускоряет свой бег, и нам приходится приспосабливаться и нестись еще и еще быстрее. А если нам не удастся больше увеличить скорость, если дух наш не найдет способа подтолкнуть нас дальше, то бег… та самая «гонка вооружений» остановится, и мы умрем, выброшенные на обочину естественным отбором. Вот так все просто…
Голос Франка дрожал, и Люси почувствовала, как ей на глаза набегают слезы. Она подумала о близнецах в своей семье. В этом бешеном беге к выживанию она действовала так же, как зародыши песчаной акулы: она пожрала сестру-близнеца в материнской утробе, потому что, скорее всего, там хватало места только для одной из них, более конкурентоспособной. Она вспомнила сестру своей матери, взорвавшуюся на гранате, между тем как Мари Энебель выжила и дала жизнь ей самой, Люси. Столько тайн, столько вопросов, на которые, наверное, никогда не получить ответа…
И ни о чем больше не спрашивая, Люси попросту прижалась к любимому.
— Когда на нас обрушились почти одинаковые страдания, Франк, мы продолжали бежать каждый по своей дорожке. А теперь дорожка у нас общая. И это самое важное.
Она немножко отодвинулась, Шарко дотронулся кончиком пальца до ее щеки, снял оттуда слезу, которую Люси все-таки не удалось сдержать, и внимательно всмотрелся в этот бриллиант из воды и соли. Глубоко вздохнул и сказал просто:
— Я знаю, зачем Ева Лутц собиралась вернуться в Бразилию, Люси. Я понял это с первых же кадров фильма.
Люси с удивлением взглянула на него:
— А почему тогда…
— Потому что мне было страшно, Люси! Я боялся того, что ждет нас в конце дороги, понимаешь? — Он отвернулся, подошел к самому берегу, будто намеревался прыгнуть в воду, но остановился и долго смотрел на ту сторону реки. Потом вздохнул и прошептал: — Тем не менее… тем не менее именно туда тебя несет, Люси… Чтобы узнать, чтобы наконец узнать…
Он достал мобильник, набрал номер, а когда кто-то отозвался, откашлявшись, сказал:
— Мадам Жаспар? Это комиссар Франк Шарко. Знаю, что поздно, но вы говорили, что я могу звонить когда угодно. Мне очень нужно поговорить с вами.
42
В пути комиссар не вымолвил ни слова. Люси сидела рядом с ним, смотрела, как Франк держит руль, слегка поворачивая его вправо-влево, видела мышцы его шеи, натянутую на скулах кожу. Она знала, о чем он думает. Об ответах, которые сейчас услышит от приматолога. О словах, из-за которых они, пустившись по следам Евы Лутц, вот-вот отправятся далеко, очень далеко отсюда. В те самые края, которых так сильно опасается Шарко.
Клементина Жаспар жила всего в нескольких километрах от места, где работала, на окраине Медона-ла-Форе. Дом директора Центра приматологии казался небольшим, зато обильно поросший деревьями участок был огромным. Хозяйка дома, одетая в просторную, очень пеструю тунику, приняла их на тускло освещенной террасе. Мебель здесь была из тикового дерева. Когда гости рассаживались, Люси с удивлением увидела, что стеклянная дверь открылась и к столу приближается обезьяна.
— Господи!
Шери взяла своими большими ловкими руками один из стаканов с чаем глясе и принялась с шумом втягивать в себя через соломинку прохладный напиток. Комиссар смотрел на все это широко раскрытыми, как у ребенка, глазами, мадам Жаспар бросила на него смущенный взгляд:
— Я закрыла дверь, но… Послушайте, комиссар, надеюсь, вы никому не скажете, что видели в моем доме Шери? Я знаю, что запрещено брать животных из центра, но с тех пор, как произошло… то, что произошло, я просто не могу оставлять ее там одну.
