– Хорошо, пусть будет не по-вашему и не по-моему. Десять процентов. По рукам?
И он действительно протянул Хаммеру твердую ладонь, которую с закрытыми глазами Арманд скорее приписал бы военному, чем торговцу.
– Мы можем приступить, как только вы будете готовы, – сказал Хаммер, пожимая Микояну руку. – Хотелось бы избежать проволочек.
– Мы тоже не заинтересованы затягивать это дело, – кивнул нарком. – С чего вы хотели бы начать?
– Если возможно, с осмотра того, что у вас подготовлено к продаже.
– В наркомате для этого существует особое учреждение – Главная контора по скупке и реализации антикварных вещей. Мы ее коротко называем «Антиквариат». Ее руководитель – товарищ Гинзбург. Хозяйство досталось ему в большом беспорядке, но, надо отдать ему должное, теперь разобрались. Товарищ Гинзбург сперва все жаловался – мол, не понимаю, кто захочет это покупать. Но мы ему помогли, подтянули экспертов, даже товарищ Луначарский своих прислал, хотя поначалу был против наших планов. Теперь-то все понимают, как это нужно для страны.
«Говорит со мной уже как со своим, – подумал Хаммер. – Даже признает, что среди них были разногласия! Пусть и не по самому чувствительному вопросу, но все-таки…» Арманд знал Луначарского, несколько раз обедал с ним. Очкарик – идеалист, совершенно не похожий на большевика. Легко можно было представить, как он трясется над каждым старинным стулом, каждой брошкой, которую у одних «буржуев» отобрали, а другим теперь решили продать.
– У нас хороший опыт продажи ювелирных украшений производства фирмы Фаберже, – говорил тем временем Микоян. – Это был поставщик царского двора. На его работу, кажется, сейчас возвращается мода на Западе, в первую очередь в Англии. К нам даже специально приезжал за изделиями Фаберже один англичанин, запамятовал фамилию – Сноуден, Сноумэн… Товарищ Гинзбург наверняка вспомнит. У нас этого добра еще много. Ходовой товар, начните с него. «Царские сокровища», а? Вы могли бы сделать им неплохую рекламу. – Микоян улыбнулся: за то время, что он по заданию партии руководит торговлей, научился уже и думать, и говорить как настоящий капиталист.
– Я знаю фирму Фаберже, – сказал Хаммер. – Когда я только начинал бизнес в Москве, мне выделили под контору его бывшую мастерскую. Как сейчас помню: улица Кузнецкий Мост, дом четыре.
– Ну вот видите, – сказал Микоян, продолжая улыбаться. – Тогда тем более, вам прямиком в «Антиквариат» за Фаберже. Отберете, что понравится, цены назначить вам там помогут. Обратитесь к моему секретарю, товарищ Гинзбург примет вас уже сегодня.
Когда за ним закрылась дверь микояновского кабинета, к Хаммеру вернулись два ставших уже привычными за время жизни в Советской России ощущения: его приняли в почетные большевики и одновременно обокрали. Но, рассудил он, это не худший возможный результат встречи. Хаммер знал, что в России, чтобы чего-то добиться, всегда надо заходить с самого верха. Но ему также было ясно, что его никогда не примет верховный вождь, Сталин: в отличие от Ленина, он предпочитал править на расстоянии. Кроме того, личное внимание Сталина могло оказаться и опасным. То, что с ним согласился встретиться один из высших чинов советской иерархии, да к тому же обласкал, пообещал выплатить все долги и даже предложил совместное предприятие – отличный знак. Когда тебе тридцать с небольшим, ты женат на капризной русской красавице – певице и тебе угрожает банкротство, такая встреча, как эта, может открыть для тебя новую жизнь. Прекрасную, хотя в ней неизбежно будут… как они называются, – бочарные клецки?
Товарищ Гинзбург, чьего имени Арманд так и не узнал, был слишком занят, чтобы принять американского гостя. Так что Хаммера направили прямиком к главному в «Антиквариате» эксперту по Фаберже. Это был седой, высокий, какой-то нерусской внешности человек с внимательными серыми глазами и длинными цепкими пальцами. Слово «ювелир» пришло в голову Хаммеру при первом взгляде на этого человека.
– Штарк, – представился эксперт коротко.
– Очень приятно, товарищ Штарк, я Арманд Хаммер, – приветливо улыбнулся новому знакомому американец.
– Зовите меня лучше Антоном Ивановичем, – поморщился Штарк. – Чем могу быть полезен?
– Я сегодня имел встречу с народным комиссаром торговли товарищем Микояном, – сказал Хаммер внушительно. – Он предложил мне партнерство в предприятии по продаже произведений искусства на американском рынке. Посоветовал начать с изделий компании «Фаберже». Как мне сказали, вы здесь главный специалист по этой фирме.
– Это вас к мелочовке допустили, – усмехнулся ювелир, на которого упоминание о встрече с наркомом явно не произвело никакого впечатления. – Фаберже у этой конторы не главная статья экспорта. Знаете лозунг «Антиквариата»? «За каждого Рембрандта добыть тракторную колонну».
– Я однажды купил в России Рембрандта, – во второй раз за день вспомнил Хаммер. – Но он оказался фальшивым.
– У нас все настоящее, – сказал Штарк, но не с гордостью, а с насмешкой. – Распродаем все неправедно нажитое. Неправедно – это значит, до большевиков.
– Вам не нравятся большевики? – удивленно спросил Хаммер. В последнее время тон, каким говорил Штарк, сделался исключительно редким.
– Мне не нравятся невежды, – проворчал ювелир. – Знаете, как сказал товарищ Пятаков?
Слово «товарищ» прозвучало в его устах как «идиот»; нет, этот немец явно не питал слабости к большевикам.
– Председатель Госбанка? – проявил осведомленность Хаммер.
– Он самый. Товарищ Пятаков сказал: чтобы преодолеть саботаж интеллигенции, которая сидит у нас на искусстве, нужно на реализацию антикварных ценностей поставить людей, которые ничего в искусстве не понимают.
– Но вы понимаете?
– Я ювелир, – подтвердил Штарк догадку Хаммера. – Я двадцать лет работал на фирму Фаберже и видел, как у него отобрали мастерскую и магазин. Он надел пальто и вышел. Только его и видели.
Хаммер совсем перестал понимать, почему этот человек, разговаривающий так с первым встречным, еще не расстрелян, а работает в советском учреждении.
– Почему же вы не уехали?
– Встретил мою будущую жену. – Штарк впервые улыбнулся. – Я не жалуюсь. У нас растет сын. А хороший ювелир не пропадет ни при какой власти. Кто бы сейчас им оценивал все, что они на… наконфисковывали?
– Давайте посмотрим, что у вас есть, – сказал Хаммер поспешно. Ему хотелось перейти от опасных разговоров к делу – к той самой новой жизни, которая неожиданно нарисовалась для него в кабинете на Варварке.
Арманд часто сочинял в уме целые страницы для своей будущей автобиографии. Сегодняшняя начиналась бы примерно так: «В захламленной квартире старого немца – ювелира по фамилии Штарк я нашел настоящую сокровищницу. Этот Штарк титаническими стараниями и, подозреваю, не всегда законными методами собрал удивительную коллекцию изделий Фаберже – любимого ювелира царской семьи».
