– Кто он? Чего хочет? Торопись, или я
вновь воссоздам тебя, не дав тебе уйти, – пригрозил Багров.
Ирке показалось, что гомункул испугался.
– Только не это! Я не хочу рождаться
вновь... Это так больно и так бесполезно. «Рокос» писался для той, кто молчит и
боится меня. Для глупой молодой валькирии, которая думает, что мне мало ее
голоса, чтобы знать всё! – прошамкал костяной человек.
– Кто он, написавший «рокос»? Враг, друг?
– Враг.
– Чего он желает от валькирии?
– Ее смерти. Тому, кто написал «рокос»,
нужен архей валькирии.
– Арх... что? – изумилась Ирка,
языком выталкивая салфетку.
Прежде она слышала лишь об эйдосе. На этот раз
Багров даже минимально не стал церемониться и щелчком пальцев заморозил Ирке
язык.
– Где искать врага, чтобы найти его
первым? – быстро спросил он.
– Найти врага первым невозможно. Она сама
найдет валькирию, когда... – прошуршало существо.
Фраза так никогда и не была закончена.
Гомункул рассыпался. Лишь серая кучка праха лежала на скатерти. Багров поднял
перстень, чтобы вновь оживить ее, но искры погасали, едва коснувшись пепла.
– Ну вот, не получается... Загробный мир
считает, что дал нам все ответы... И зачем надо было дважды влезать в разговор?
Еще немного – и он рассказал бы нам все! Ну зачем ты влезла, скажи,
зачем? – хмурясь, сказал Багров.
Ирка умоляюще замычала.
– Что, звук не работает? А по мне так
даже лучше. Женщины с отключаемой речью – венец генной инженерии, – сказал
Багров, однако речь ей великодушно вернул. – Так и быть: можешь
конвертировать золото молчания в серебро слов. Какой у нас нынче курс? Одно
«м-му» на три вяка? – поинтересовался он.
Ирка бросила в него хлебом. Она была сердита
как пчела, получившая в глаз от осы из-за всяких шмелиных дел. Хлеб отскочил и,
упав в костяную муку, мгновенно покрылся могильной зеленью. Ирка вскрикнула.
Услышав ее крик, прах превратился в змейку, которая быстро поползла по складкам
скатерти к валькирии. Багров спокойно поймал змейку, встряхнул ее – и вот уже
на столе ничего нет, кроме знакомых куриных костей.
– Мерзость какая! – с трудом
выговорила Ирка.
– Ты испугалась. Простейшая реакция на
страх, – пояснил Багров.
– Я не о змее. О вызове гомункула! Матвей
удивился.
– В самом деле? Рядовая некромагия.
Отнюдь не самый страшный ее ритуал. Но все равно сожалею, что ты это видела.
Если бы не ограничения, я сделал бы это без тебя.
– Какие ограничения?
– Мы должны были сотворить гомункула как
можно скорее, пока твои впечатления еще свежи, возможности костяных людей не
безграничны. Зато теперь мы знаем, что у тебя есть враг. Он...
– Она... Это была она... В последней
фразе гомонкул называл ее именно так... Багров не спорил.
– Возможно, и так, – сказал он.
– Что такое архей? – спросила Ирка.
– Слово со множеством значений. У масонов
архей – нематериальное тело, которое мы создаем своими хорошими и не очень
делами. Кроме того, еще есть архей – духи жизни. Есть архей – жизненная сила.
Подозреваю, той, кто написала «рокос», архей нужен в этом последнем смысле.
– Зачем?
– Ты никогда не замечала, как
стремительно перемещаются маленькие дети? С каким бесконечным транжирством они
расходуют энергию? Глазами не уследишь. А вот дряхлый старик. Сидит на
скамейке, греется на солнце, и жизнь в нем едва тлеет. И если посмотреть ему в
глаза – там нет даже мысли. Одно спокойное ожидание, когда нужно будет
собираться в дорогу, – заметил Багров.
Он просыпал на стол соль и задумчиво чертил по
ней длинным ногтем мизинца какие-то знаки.
– Обычная история. Старость. Тело
обветшало, – сказала Ирка.
– Понятно, что обветшало. Ни один хлам не
служит вечно. Но тут другое. У упомянутого старика иссяк архей. Археи, духи
жизни, что метались прежде в крови, горяча ее, больше не делают этого.
– Знаю. Эдя говорил как-то, что люди не
умирают. В них просто садятся батарейки, – вспомнила Ирка.
Отчасти подражая Багрову, она тоже просыпала
соль и стала водить по ней ногтем. Не то чтобы рисовала руны, а так, без
особого смысла.
Матвей быстро вскинул голову.
– Что за Эдя? – спросил он с
внезапным любопытством.
– Дядя Мефодия.
Багров вытянул губы трубочкой и недоверчиво
присвистнул. Он умел это делать так, что даже и без всяких слов собеседник
ощущал себя ниже любого фундамента.
– Это точно говорил Эдя? Не
маг-фальсификатор Заратустра? – быстро уточнил он.
– Именно Эдя.
– Этот Эдя не дурак. Совсем не дурак. Не
знай я, что он лопухоид, я заподозрил бы, что ему знакомы кое-какие
откровения, – кивнул Багров.
Взгляд его скользнул по столу и внезапно
остановился на том, что чертила на соли Ирка.
– Что ты делаешь? – спросил он
резко.
– Я? Ничего. А что?
– Посмотри, что ты написала!
– Где? Я вообще ничего не писала!
– Да?! Это еще интереснее, потому что
что-то определенно написано.
Ирка уставилась на соль и нервно отдернула
мизинец.
– Гот мертис! – с удивлением
прочитала она. – Ну и что? Это же просто буквы!
Матвей задумчиво постучал себя пальцами по
худой ключице. Кость отозвалась глухим звуком.
– Буквы? Ну-ну! «ГоТ МеРтИс» – готовься к
смерти. Ночной язык.
Ирка пугливо подула на соль. Ведь это могло
быть просто совпадение, не так ли?
– Я не знаю ночного языка! – сказала
она.
– Разумеется, нет. Кто-то воспользовался
тем что твои мысли были далеко. Ты не задумывалась, что делает твоя рука. Ну
чертит по соли и чертит. Вот и результат.
– Она контролирует меня? Управляет моим
телом? – спросила Ирка с ужасом. Багров покачал головой.
– Да нет же, говорю тебе. Дешевые фокусы
когда мысль отвлекается, управлять рукой ничего не стоит. Кому-то очень
хочется, чтобы ты утратила самообладание – всего-навсего.
