Ирка осела за задние лапы, тревожно
принюхиваясь, всматриваясь, вслушиваясь. Глаз был где-то близко. Скользил,
нырял в щели. За глазом угадывался вкрадчивый интерес притаившейся ведьмы,
свившей для Ирки тугую петлю магии. А тут еще Ирка с тревогой почувствовала,
что горизонт ее сознания стал тревожно сужаться. Округлые края его обрубались,
съеживались, сжимаясь до необходимого волчьего минимума. Точка перехода, когда
телесный мир назойливо вторгается в ментальный, пытаясь ограничить его своими
потребностями.
Ирке захотелось сразу нескольких вещей:
гниловатой листвы, так хорошо впитывающей и оберегающей запахи, азартных
толчков горячей крови в жилах и, наконец, упитанного зайца в тот сладкий миг,
когда, настигая, сшибаешь его с ног лапой и потом только смыкаешь зубы. Все
вместе это означало, что несмирившаяся белая волчица пытается захватить власть.
Голод и ночь пробудили ее волю. Главное теперь было в обретении контроля над
сознанием зверя. Не отдать волчице власть, сохранить разум. Мгновенным и мощным
напряжением воли Ирка попыталась атаковать. Бесполезно. Все, что ей
удалось, – это заставить заднюю лапу вздрогнуть. На этом успехи
закончились. Волчица спокойно повернула морду и стала выкусывать колтун шерсти
на боку, смутно подозревая там блох.
«А ну, перестань! Ты что, не понимаешь: убьют
не только меня! Убьют нас двоих!» – мысленно крикнула Ирка волчице. Той было
все равно. В лесу убивают всегда. Иногда, правда, убиваешь ты. Все зависит от
того, кому больше хочется есть.
«Уступи!» – крикнула Ирка и вновь усилием воли
попыталась изгнать сознание волчицы. Теперь она жалела, что поддалась искушению
и стала зверем в самый неподходящий момент. Если уж так не терпелось –
обернулась бы лебедем и, покинув дом через окно, нашла бы спасение в полете.
Волчица равнодушно зевнула коричневой пастью,
и это было ее ответом.
Летающий глаз появился внезапно. Ирка успела
уловить лишь серебристую молнию, стремительно перечеркнувшую ночную мглу
комнаты. «Конец!» – подумала она малодушно, успев передать волчице свой страх.
В следующую секунду волчица бросилась на стену
и, толкнув ее мордой и плечом, прошла насквозь. Ирка не ощутила боли, лишь
чавкающий звук разомкнувшейся и сразу сомкнувшейся материи. Оказавшись в
соседнем квартирном блоке, волчица не стала отсиживаться. Ринувшись наружу
через дверь, она прыгнула, мгновенно, без подготовки атаковав только что появившийся
из соседнего бетонного четырехугольника глаз. Лапы скользнули по полу, но это
не помешало точности. Четыре зрачка летающего глаза не успели даже расшириться
от ужаса. Зубы сомкнулись. Что-то, лопнув, колко обожгло пасть. Вытянув шею,
волчица откашляла мелкие, словно хрустальные осколки. Четыре мертвых зрачка
темными монетами застыли на полу.
Где-то там, внизу, у вжавшейся в грязь между
плитами ведьмы, лопнул и растекся по руке раскаленным металлом браслет. Из
тесного колодца двора донесся крик, полный ненависти. Ирка ощутила
благодарность к зверю. Теперь она знала, что волчица умеет сражаться куда
лучше, чем она, Ирка, сумела бы сделать, находясь в волчьем теле. К тому же
волчица способна проходить сквозь стены, о чем сама валькирия может пока только
мечтать. Возможно, что и тихоня-лебедь, легко уступающий Ирке власть, не так уж
прост. Кто знает, какую силу таят его упругие крылья и гибкая шея?
Волчица, озираясь, шла по темному этажу,
ощущая себя неуютно в этом каменном царстве, где не имелось ни травы, ни неба,
а запахи были такими мертвыми и резкими. Ирка больше не пыталась отнять у
хозяйки чащи власть над телом. Она сообразила уже, что сразу, в лоб, сделать
это не удастся. Да и стоит ли? Ломать волчью волю – не лучший путь. Теперь она
направляла волчицу короткими, рваными командами, похожими на веление инстинкта,
командами, которые волчица, мыслящая сугубо конкретно, принимала за продукт
собственного разума. Оказалось, что быть одновременно волком и человеком не так
уж и сложно. Главное – четко разграничивать желания и эмоции на свои и волчьи,
це давая захлестнуть себя буре чужих чувств.
Они сосуществовали в одном сознании, однако на
разных его уровнях, так же как люди без особых неудобств живут в квартирных
сотах над головами друг у друга.
У лестницы волчица ненадолго остановилась,
размышляя, куда двинуться: вверх или вниз. Ирка помогла ей определиться, послав
сознанию волчицы звук овечьего блеянья, якобы донесшийся сверху. Волчица, не
разобрав в охотничьем пылу, что это была ложь, бросилась вверх. Лишь через
десять пролетов она удивленно остановилась, не видя никакой овцы, но все еще
наивно веря обманувшему ее слуху. Ирка, в глубине души очень довольная тем, что
ее тактика оказалась верной, все же ощутила себя виноватой.
Выше десятого этажа дом еще не был домом.
Неотстроенные стены монолита смотрели пустыми провалами. Понимая, что
испуганный зверь легко может сорваться, Ирка сосредоточилась, готовая отдать
приказ на обратное превращение. Она ощущала, что вполне способна эта сделать,
тем более что волчицу угнетала большая высота. Иногда она подходила к краю и
заглядывала вниз, в грозную пустоту. Белые зубы ее скалились, а прямой хвост
жался к ногам.
Внезапно впереди, на срезе площадки, замаячили
две длинные тени. Волчица зарычала.
– О, мрак! Я же говорил, что она не
останется человеком! Я знал!.. – крикнул кто-то.
– У нее нет копья! Она ничего нам не
сделает.
– Зови полуночницу!
– Да ну! Сама придет! Держи ее крепче!..
Ее эйдос мой!
– Нет, мой!!! Идея была моя!
Это были комиссионеры, пробравшиеся сквозь защитную
стену, установленную ведьмой. Вела их заурядная жадность. Эйдос валькирии –
нечто большее, чем просто эйдос. В иерархии мрака это серьезнейший трофей,
которым едва ли может похвалиться сам Лигул. Сравнивать простой эйдос с эйдосом
валькирии так же проблематично, как сравнивать Серебряное Копытце и его
прототип. Хотя, увы, с точки зрения биологии козлы, конечно, оба.
Первая тень еще металась, напуганная блеском
белых зубов, а вторая уже прыгнула на Ирку. Цепкая рука не только схватила
волчицу за загривок, но и дважды, вопреки всем законам анатомии, обвилась
вокруг шеи, точно щупальце спрута. Волчица рванулась и протащила своего врага
несколько шагов, однако тот, не отпуская, умело сковывал ее движения, второй
рукой прилипая к камням, стенам и арматуре.
– Помоги мне, тормоз! Эйдос мой! –
раздраженно пропыхтел комиссионер, обращаясь к товарищу.
– А какой мне резон, если твой? –
логично отвечал второй.
