Петруччо был занят самым увлекательным и самым
графоманским занятием из всех существующих в подлунном мире –
законотворчеством. Определенная склонность к этому была у Чимоданова и прежде.
Теперь же из него активно выковывался сложившийся бюрократ из той их части, что
мечтает о преобразованиях. Кроме законов в чистом виде, он изобретал
всевозможные постановления, правила и памятки, копии которых отсылал в Тартар
Лигулу. На стенах комнаты, пришпиленные кнопками, висели бумажки в духе:
«Проект улучшения работы мрака (3 этапа)», «Компьютеризация канцелярии
Тартара», «Создание единой базы данных по находящимся в умыке эйдосам»,
«Правила поведения темного стража в местах со светлой репутацией». Там же, на
стенах, можно было обнаружить разрозненные листы из двух философских трактатов,
принадлежавших тому же автору. Первый назывался: «Может ли абсолютное зло
подать милостыню нищему, если впоследствии это не приведет к роковым для света
последствиям?» и второй: «Становится ли серое черным без помощи извне?»
Читал ли Лигул присылаемые ему во множестве
бумажки или нет – сказать не берусь. Однако, если читал, то, скорее всего, был
доволен энергией своего младшего служащего.
«Ему следовало бы запретить рождаться со мной
в один день!» – со вздохом думал иногда Мефодий. С его точки зрения, Чимоданов
куда больше подходил для управления Тартаром, чем он сам. Если допустить,
конечно, что мраку нужен был глава-чиновник, а не глава-воин.
– Убирайтесь и закройте за собой дверь!
Подчеркиваю: я занят! – сказал Чимоданов, не оборачиваясь и продолжая
писать. Он писал и попутно обкусывал ноготь на левой руке, должно быть, черпая
из него кальций пополам с вдохновением.
Мефодий посмотрел на его затылок, и ему
захотелось запустить в него чем-нибудь в меру тяжелым.
– Нечего закрывать. Взрывать надо
меньше, – сказал он.
Чимоданов поверил и, перестав писать,
озабоченно обернулся. Дверь, хотя и потемневшая, висела надежно, в чем Петруччо
и убедился.
– Очередная дебильная шуточка?
Подростковый юмор и все такое? – спросил он с досадой.
Меф не стал вдаваться в подробности.
– Эйдос за испуг! Всего хорошего! –
сказал он и вслед за Мошкиным вернулся в гостиную.
Петруччо задумчиво посмотрел на обкусанный
палец, проверяя, нет ли где перспективного кусочка для зубов. Мысли его щелкали
четко и верно, как костяшки счетов. Даже не мысли, а целые блоки
взаимосвязанных, крепко спаянных цепочек, где каждая предыдущая вела следующую
за веревочку ассоциаций. Не исключено, что в голове его в данную минуту
вызревал трактат на тему: «Можно ли говорить „всего доброго?“ слуге мрака, и не
будет ли обращение „всего злого“ – слишком банальным и очевидным?»
Внезапно снизу, из приемной, раздался зычный
голос Арея, созывавшего всех к себе. Мефодий вопросительно посмотрел на Даф,
которая как раз спускалась по лестнице, ведущей с мансарды. На шее у нее, смирный,
как вылезший лисий воротник, висел Депресняк. Котик был сыт и настроен весьма
благожелательно. Однако Зудука все равно на всякий случай юркнул за диван.
Депресняка он побаивался.
– Ты слышала? Арей, похоже,
вернулся, – сказал Мефодий.
– Похоже, да, – отвечала Дафна, сама
порядком удивленная.
Накануне вечером, получив загадочное письмо,
Арей помрачнел, собрался и сразу отбыл. Мефодий заметил, что, кроме меча, он
захватил с собой еще и кинжал, который брал только в исключительных случаях.
Зная, что Арей не любит ждать, все, включая Нату, появившуюся из комнаты,
поспешили в кабинет. Начальник русского отдела стоял рядом с Улитой и с
довольным видом поигрывал складками плаща. Его дарх – длинная и узкая сосулька
на цепи – сиял больше, чем обычно. В нем ощутимо прибыло эйдосов, но откуда?
Источник мог быть только один.
– Кто это был? – не выдержав,
спросил Мефодий. Он знал, что Арей не терпит вторжений в свою частную жизнь,
однако рискнул.
Барон мрака привычно нахмурился, но настроение
у него было хорошее, и он, поколебавшись, ответил:
– Малоприятный субъект с ледяным
дыханием… Один мечник из Нижнего Тартара…
– Из Ни-и-ижнего? – переспросил Меф.
Он примерно представлял, чего можно ожидать от Нижнего Тартара.
– Да. Восемьсот лет он не знал поражений,
тренировался и, надо сказать, достиг немалых успехов. В нападении он был
совершенен, так совершен, что порой забывал о защите. Это его, в конечном
счете, и подвело, – сказал Арей ровным голосом.
По тону его было ясно, что к разговору о
мечнике из Нижнего Тартара он больше не вернется.
Неожиданно Чимоданов издал короткое
восклицание и отшагнул, чтобы не наступить в красное, расползающееся пятно.
– Что это?
– Где?.. А, пустяки! Кажется, мне пора
сменить бинт, – сказал Арей с досадой.
Он поднял руку. Все увидели, что от кисти и до
локтя она обмотана тряпкой, сквозь которую проступает кровь – багровая, жуткая,
светящаяся в полумраке. Даф с ее вечной потребностью помогать несчастным,
угнетенным и больным, бросилась к нему.
– Вы ранены? Я знаю отличную заживляющую
маголодию! – предложила она с жалостью.
В глазах Арея мелькнула усмешка.
– Блестящая идея! Давно мечтал, чтобы
свет заштопал меня своей дудочкой… Да, кстати, а маголодии для увеличения роста
тебе случайно не известны? Братская помощь малютке Лигулу, э-э? –
поинтересовался он.
Даф вспыхнула.
– Я хотела как лучше. Просто помочь! Но
если вы… если я… это просто гадость так говорить!.. – сказала она и,
задохнувшись от негодования, отвернулась.
Арей смягчился.
– Извини. Беру свои слова назад. Помогать
мне не следует. Рану мне зашьет Улита. Она отлично справится, тем более, что
рана не первая и не последняя… Но это, однако, забавно!
– Что вам забавно? – не поняла Даф.
– Забавно, до чего участливы те, кого
сотворил свет! Воображаю, что творится в Эдемском саду! Вся златокрылая стража
в полном составе помогает муравьям перебираться с листика на листик. Бедный
муравей! Он, может, никуда и не собирался, а его схватили и перенесли!
– Мы не помогаем насекомых! –
рассердилась Даф.
– А вот это ужасно! Нет, вы подумайте:
бросить в беде несчастных козявок! А если на них кто-то наступит?.. Да, всегда
хотел спросить: какое наказание избирает себе страж света, случайно раздавивший
жука? Не изгнание, нет? – продолжал Арей.
