Лягушонком оказался Эссиорх, а коробчонкой –
его восстановленный мотоцикл, который он называл теперь не иначе как
«восставший из Тартара». Хотя у мотоцикла появилось и более привычное имя –
Сивка-Бурка. Имя это дала ему Улита после того, как оскорбленный Эссиорх
наотрез отказался называть свой мотоцикл Коньком-Горбунком и Каликой
Перекатной.
Едва дождавшись, пока, перестраиваясь в
потоке, он приблизится, Улита бросилась ему на шею. Радость ведьмы была столь
велика, что у одной из сигналивших машин что-то громко хлопнуло под капотом, и
оттуда повалил густой черный дым.
Эссиорх отнесся к объятиям Улиты довольно
холодно. Он лишь рассеянно чмокнул ее в щеку.
– И это все? Троюродного дедушку и того
целуют с большим чувством! – сказала Улита с негодованием.
– Извини. Я не хотел. У меня скверное
настроение, – пояснил Эссиорх.
– С чего это?
– Меня вчера приняли за грабителя. Скажи,
неужели я на него похож? – хмуро пояснил Эссиорх. Улита расхохоталась.
– Как это случилось?
– Вчера вечером, часов в одиннадцать, я
гулял в парке и смотрел на звезды. Мне подумалось, как же мизерно все, что
происходит на Земле, в сравнении со спокойной вечностью звезд. Бедные лопухоиды!
Как мало они живут и как бесполезно! Должно быть, вся жизнь их – сплошной
страх.
– Ты правда так думал? – удивилась
Улита.
– Ты же меня знаешь. Я расчувствовался,
даже прослезился. Мне захотелось немедленно встретить какого-нибудь лопухоида и
утешить его, обогреть. Я бросился искать, я бежал и отыскал-таки его на одной
из аллей. Это был дрожащий, испуганный человек, гуляющий в парке с собачонкой.
Я сунул руку в карман за носовым платком (я же говорил, на глазах у меня были
слезы) и спросил: почему он такой напряженный? Не потому ли, что его мучают
мысли о смерти? И что ты думаешь? Он затрясся и стал совать мне свой
бумажник...
Улита с нежностью погладила каменный
подбородок в трехдневной щетине.
– Так ты взял бумажник или не взял?
– Нет, разумеется! – возмутился
Эссиорх.
– Напрасно. По-моему, так дают – бери,
бьют – беги. Вечно ж без денег сидишь!
– Бери, бери! Нечего сказать: утешила!
Меня, хранителя, приняли шут знает за кого... – проворчал Эссиорх.
Внезапно какая-то новая мысль коснулась его
добропорядочных извилин. Он тревожно принюхался.
– Улита... э-э... Что с тобой сегодня? От
тебя пахнет, как от русалочки!
Оценив всю нежность этой уклончивой
формулировки, Улита сдавила Эссиорха в объятиях, как подсолнух под прессом.
– Чем, рыбьим жиром? Подвернулся тут один
комиссионер! Шелупонь такая, а туда же! Шпионить лезет! – сказала она,
ладонями сжимая щеки Эссиорха.
– Эй, не увлекайся! Мотоцикл не
трехколесный, а мы не в поле! – напомнил хранитель.
Но ведьма не желала быть осторожнее. Она
говорила что-то быстро, распевно, с иными, ушедшими в века интонациями, словно
произносила древний причет. А вокруг гудели машины, взрывались осколками
витрины, стонали жестяные крыши и внезапный, резкий, восторженный ветер гнал по
улице вырванный у кого-то зонт.
– Уф! Мы же не виделись всего три
дня! – сказал Эссиорх, когда Улита наконец его отпустила.
– Нет, вы слышали! И он еще говорит:
всего! Нет у вас сердца, молодой человек! Вместо сердца у тебя мотор! –
вознегодовала ведьма.
Услышав любимое слово, Эссиорх
заинтересовался:
– Какой конкретно движок? Объем хотя бы
какой?
– Литра четыре с половиной, –
сказала Улита, приблизительно, но очень неточно вспоминая объем кровеносной
системы.
– Мощный. Только жрать будет много, –
оценил Эссиорх и вдруг испуганно завопил: – Эй, ты юбкой зацепила за
бензонасос! Осторожно!
– Ну вот, Сальвадор, твое платье и
заметили! Вот оно – скромное женское счастье! – прокомментировала Улита.
Выпутавшись из протекающих объятий
бензонасоса, она запрыгнула на мотоцикл позади Эсси-орха.
– Я готова. Поехали спасать мир от
раздолбайства, – сказала она.
– Куда поехали-то?
– Химчистка в Марьине. Там с часу на час
рванет ковер-самолет, особенно если кому-нибудь вздумается поковыряться у него
в кистях.
– Как он там вообще оказался?
– Не будем конкретно называть фамилий,
отдаленно ассоциирующихся со словом «багаж», – заявила ведьма.
Мотоцикл сорвался с места. Мелькали дома,
сплетались и расплетались улицы, проспекты тянули свои бесконечные руки к
окраинам, пытаясь пальцами разделительных полос сгрести весь город.
– Слушай, а где стражи мрака вообще взяли
ковер-самолет? Зачем он вам нужен-то в резиденции? – прокричал Эссиорх,
неохотно притормаживая на каком-то светофоре.
– Да ни за чем не нужен. Есть такое емкое
русское слово «халява», – неопределенно ответила Улита.
О том, что ковер притащила с Лысой Горы она
сама, прельстившись узором, ведьма сочла нужным умолчать. Дождавшись зеленого,
Эссиорх хотел уже ехать, как вдруг Улита дернула его за рукав.
– Погоди! Тебе кто-то машет! –
сказала она.
– Кто машет?
– Девица какая-то вон из того такси! Тебе
что, глазные капли прописать? – ревниво спросила Улита.
Эссиорх повернул голову. Темноволосая молодая
женщина с короткой стрижкой как раз открыла заднюю дверцу такси и направлялась
к мотоциклу, не обращая внимания на поток машин. Червячок ревности, противный,
как все его родственники, немедленно нашептал Улите, что фигурка у незнакомки
точеная и с размером одежды у нее все не так запущено.
– Посмотри, как она идет: прямо
терминатор! Кто это такая? И что ей нужно? – спросила Улита нервно.
– Не знаю. Но что-то явно ей надо...
Сейчас выясним! – Прикрыв на миг глаза, Эссиорх коснулся пальцами лба. По
его лицу скользнула тень.
– Это знакомая... даже так... бывшая
девушка байкера, тело которого я занимаю... – сказал он.
– Погоди, ты же говорил, его девушка
погибла! – растерялась Улита.
