– Возможно, с точки зрения клоуна, да. Но
оруженосец валькирии должен быть иным! Я все жду, когда в битву он забудет
взять твой щит и вместо него притащит складную кровать! – холодно одернула
ее Хаара.
Бэтла смутилась, а стоящий рядом с оруженосцем
паж Фулоны весело толкнул его коленом. Шагнув к Ирке, Таамаг положила ей на
плечо тяжелую, так бревно, руку.
– Ты убила Йору, валькирия-одиночка! Ты
же не дала воплотиться Кводнону! Мы благодарны тебе и за то, и за это! Но
прежние заслуги меркнут перед «новым позором! Тебе брошен вызов! Мефодий
Буслаев, новый заступник полуночных ведьм, оскорбляет тебя и нас! Мы пришли
спросить тебя: почему ты здесь, почему не принимаешь его вызов? –
прогудела она.
– Мефодий – заступник ведьм? Неужели это
правда? – спросила Ирка.
Таамаг оглянулась на валькирию ужасающего
копья.
– Радулга, покажи ей! – нетерпеливо
приказала она.
Темноволосая валькирия сбросила плащ и,
расстелив его на траве, бросила на него две горсти земли.
– Сейчас ты увидишь то, что успели
увидеть мертвые комиссионеры. Один из них был кое-чем обязан валькириям. Мы
лишились полезного шпиона, – сказала она хмуро.
По плащу заскользили тени. Ирка увидела Мефа,
который пристально смотрел в серебряный таз. Когда таз повернулся к ней, она
заметила, как в нем мелькнуло несколько мерзких серых фигур.
– Он говорит с ведьмами! – сказала
Радулга.
– Но мы же не знаем, о чем они говорят!
Говорить можно о чем угодно! – уцепилась за соломинку Ирка.
Радулга вспыхнула.
– Выгораживаешь до последнего? Ты, что
Гюн-тер Фриц был пойман с пулеметом, – еще не значит, что он стрелял. То,
что он стрелял; не значит, что он попал. То, что он попал, не значит, что он не
сделал это нечаянно. В общем, никакой Фриц не фашист! Отвалите от него, противные
партизаны! – передразнила она.
– Именно так, – вспыхнула Ирка, не
любившая такой издевательский тон. – Отвалите от меня! Не помню, чтобы я
вообще кого-то звала!
Как ни удивительно, остальные валькирии
отнеслись к этому ее порыву довольно спокойно. Лишь Хаара с Филоменой шагнули,
было к Ирке, Но были повелительно остановлены Фулоной.
– Валькирия-одиночка всегда хамит
остальным. Это почти закон. Прежняя была такая же, – грустно сказала
Ламина.
– Имей в виду, дорогая! Просто для общего
образования, – проницательно взглянув на Ирку, сказала Фулона. –
Существует четвертый пункт кодекса валькирий. Он звучит так: «Валькирия должна
любить всех одинаково, никого не выделяя, и не может быть счастлива в любви.
Или того, кто ее полюбит, ждет гибель».
Ирка вскинула голову.
– Что? Я не слышала о четвертом правиле.
Я думала, их только три.
– Их не три. ИХ ШЕСТЬ! – сказала
Фулона. – Четвертое ты слышала. Пятое: «Валькирия не может не принять
брошенный ей вызов. Кем бы, чем бы и при каких обстоятельствах он ни был брошен».
И, наконец, шестое правило! «Валькирию, которая нарушит пятое правило, ждет Суд
Двенадцати. Ее позор – позор всех валькирий».
– А Суд Двенадцати – это... – начала
Ирка.
– Мы двенадцать валькирий.
Валькирия-одиночка традиционно не принимает участия в совете, – перебила
Филомена. Двадцать две ее косы презрительно встопорщились.
– Значит, даже любить нельзя... –
тихо, словно про себя сказала Ирка. – А как же?
Она кивнула на юношей со щитами и копьями.
– Кто? Эти? Это всего лишь
оруженосцы! – небрежно сказала Филомена.
Ее слуга вспыхнул.
– Да, всего лишь оруженосцы... Каждые
двенадцать лет их приходится менять. Кстати, Бэтла, сколько лет у тебя
твой? – продолжала Филомена.
Валькирия сонного копья – это было заметно –
не на шутку встревожилась.
– Совсем недолго! – быстро сказала
она.
– Скажи лучше, что ты продрыхла последние
одиннадцать лет! – отрезала Филомена. – Время твоего оруженосца почти
истекло. Следующий, надеюсь, заставит тебя проснуться!
Бэтла испуганно взглянула на нее.
– Нет! Одиннадцати лет еще не прошло! Не
надо так говорить!
Властно подняв над головой руку, Фулона
заставила всех замолчать.
– Мефодий Буслаев, наследник мрака,
должен быть уничтожен, пока не стало слишком поздно. Ты сразишься с ним первой,
валькирия-одиночка! Если он убьет тебя, с ним по очереди будем биться мы все.
Одна за другой.
– Неужели для света он так уж
опасен? – усомнилась Гелата.
– Да. Полуночные ведьмы, злейшие и давние
наши враги, видят в нем свою опору. Ведьмы ненавидят Лигула, а он боится их,
потому что ведьмы слишком сильны и независимы. Если Мефодий вступит на трон,
ведьмы оплетут сердце его мраком и выпустят из Тартара всю нежить преисподней.
Всех мерзких тварей, все ужасные создания хаоса, что заточены в Нижнем
Подземье. Я это знаю. Все это знают, – грустно сказала Фулона.
– Но почему их не выпускает Лигул? Тогда
мрак сразу получил бы перевес! – непонимающе поинтересовалась Ирка.
Фулона поправила плащ. Ее иссеченный в битвах
нагрудник был покрыт рядами защитных рун.
– Горбун-то? – переспросила она с презрением. –
Его больше волнует собственная власть. Он хочет держать свою потную ручку на
пульсе мрака. Создания хаоса и нежить никому не подчиняются. В том числе и
самому Лигулу. Это яростная, вопящая, тупая орда. Они как черная пена полезут
из бутылки, если однажды открыть пробку. А после света и человеческого мира,
возможно, доберутся и до самих стражей мрака.
– И вы опасаетесь, что Мефодий выпустит
орду Хаоса, когда станет властелином? – спросила Ирка.
– Почему нет? Мы представления не имеем,
что он сделает и чего не сделает. Нам выгоднее, чтобы на престоле мрака сидел
осторожный и корыстный червь вроде Лигула. Мефодий же якшается с ведьмами, и
это дурной знак, – спокойно отвечала Фулона.
– Но полуночных ведьм теперь на одну
меньше! – сказала Ирка.
Валькирия пожала плечами.
– Что из того? Вскоре, возможно, их будут
многие сотни. Равновесие между валькириями и ведьмами нарушится. Знаешь ли ты,
одиночка, каким было последнее деяние Йоры?
– Нет, – ответила Ирка.
