Улита ощутила, что получила еще одну союзницу.
Или во всяком случае, ситуативную союзницу. Валькирии не любят некромагов.
Возможно, даже сильнее, чем ненавидят ведьм.
– Но зачем некромаг вообще напал на
Буслаева? Разве некромаги и стражи мрака не заодно? – с недоумением
спросила Радулга.
– Наверняка тут не обошлось без нашей
валькирии одиночки, – язвительно сказала Хаара. – Если где-то
происходит очевидная нелепость, стоит лишь хорошо присмотреться, из этой
нелепости обязательно будут торчать ее уши.
– Ты, как всегда, спешишь с выводами,
Хаара! – примирительно сказала Гелата.
– А кто такие эти гекатонхейры? –
тихо спросил у Гелары ее румяный паж.
– Гекантохейры помогли богам-олимпийцам
низвергнуть титанов. Титаны, как и гекатонхейры, были творением Геи – богини
земли. Без гекатонхейров олимпийцы никогда не взяли бы верх. Низвергнутые
титаны прокляли гекатонхейров, своих братьев-изменников, жуткой древней
клятвой! – негромко сказала Гелата.
Возможно, Улите и удалось бы оправдать
поступок Мефодия в глазах валькирий – не оправдать, так хоть объяснить, –
если бы Прюфф вдруг не сделал роковой ошибки. Хитрое существо, видя, что на
него никто не бросается, и о нем забыли, решило выцыганить что-нибудь для себя.
В конце концов, мелкому духу тьмы редко выпадает шанс так запросто поболтать с
валькириями и при этом уцелеть.
– А я, между прочим, жизни едва не
лишился! Глазею-глазею, а тут слышу: в кустах рядом шорох. Я смотрю, а они тут
как тут! Серые, на пальцы опираются!.. Я на задние лапки упамши и лапками
задрожамши! Они-то нас, комиссонеров, не жалуют! – плаксиво пожаловался
он.
– Что ты несешь? Ты болен? –
крикнула Улита. Она с удовольствием взяла бы Прюффа за ошейник и зашвырнула в
кустарник, однако было уже поздно.
– Продолжай! Кто это был? не ври – или
пожалеешь! – грозно потребовала у комиссионера Бармия.
– Полуночные ведьмы! – выпалил
Прюфф, забыв посмотреть на Улиту.
– ВЕДЬМЫ?!
Прюфф кивнул, насколько позволил собачий
ошейник. Валькирий он боялся больше, чем Улиту. В конце концов, что могла
сделать ему она? Зашипеть, исцарапать ногтями, смять в пластилиновый ком,
изорвать регистрацию и зашвырнуть в Тартар. Скверно, но терпимо. Копье же
валькирий уничтожило бы его навсегда, без возможности возвращения.
Ненависть валькирий к полуночным ведьмам была
так сильна, что Улита почти физически ощутила ее.
– Рассказывай! Живо!
– Ну… э-э я лежу, весь дрожу, косточки
считаю… Лопухоид мой заговоренный по кругу, как заводной, ходит, меня за собой
волочет. Открыл я глаза: смотрю – цел! Не заметили! А ведьмы уже около
Буслаева, так и мельтешат, так и мельтешат. Они ему: «бу-бу», он им – «бя-бя».
– О чем они говорили?
Бульдог легкомысленно почесался задней лапой.
– Не знаю. Не слышал. Я только слышал,
что они называли его «повелителем» и «наследником»! Теперь я сказал всю правду!
Мне за это что-нибудь будет?
– Будет! – пообещала Улита и,
раскрутив комиссионера за поводок, отправила его в сиреневые тучи. До туч он,
однако, не долетел. Шлепнулся в стену дома где-то между первым и вторым этажами
и прилип, довольный в глубине души, что легко отделался.
«И как только суккубы работают с женщинами? Ни
за что бы не согласился. Будь они ведьмы или валькирии – один шут! Едва
сойдутся вместе, сразу начинаются свары, разборки и бардак!» – пробурчал он,
съезжая и оставляя на стене жирный след.
– Комиссионер не солгал. Буслаев спутался
с полуночными ведьмами теперь ничто не оправдает его в схватке с молодым
некромагом, – после долгого и тяжелого молчания сказала Филомена.
– Но зачем ему ведьмы?
– Это очевидно. Он сделал это, чтобы
расправиться с валькирией одиночкой, которой бросил вызов.
– Даже если так, ваша валькирия тоже
нарушила правила, натравив на Мефа некромага! – неосторожно сказала Улита,
тем самым, признав, что Мефодий вполне был способен на упомянутый поступок.
– Подлец! Он покрыл себя позором, забыв,
что схватка должна происходить один на один. Покончим с негодяем! –
крикнула Таамаг.
Валькирии, за малым исключением, согласно
загудели. Момент был опасный. Мгновение – и многие могли последовать призыву.
– Мы не должны лишать его шанса. Он пока
не отдал мраку свой эйдос! – перекрывая гул голосов, громко сказал
Эссиорх.
Эти здравые слова образумили валькирий.
Свободный эйдос – непреодолимое препятствие для созданий света. Пока он не
определился, не прилепился к мраку, никто из тех, кто служит свету, не коснется
человека, как бы ни был он виноват.
Лишь одна валькирия, темноволосая, худощавая,
до сих пор молчавшая и ни единым движением не обращавшая на себя ничьего
внимания, продолжала упорствовать.
– Есть эйдос или нет – на цвет крови это
не влияет. Я объявляю Буслаеву войну. Хорошо бы, правда, чтобы сперва он
встретил-таки одиночку… – сказала она в повисшей тишине.
– Сэнра! что ты говоришь? Эйдос –
величайшее из чудес. Та единственная частица света, которая является безусловно
вечной. Эйдос переживет и землю, и померкшие светила, и зев черных дыр. Нельзя
отнимать у него шанс. Порой самое черствое сердце поворачивает к добру в
последний миг! – ужаснулась Гелата.
– Вот и прекрасно! Пусть его эйдос
определяется, пока мое копье летит в цель! Оставлять мерзавца в живых я не
намерена. Если он переживет схватку с валькирией-одиночкой, я буду следующей,
кто встанет у него на пути! – с насмешкой отвечала валькирия.
В глазах Сэнры – некогда ясных – теперь
заметен был неприятный, нездоровый блеск. Она увлеклась, переступила черту. В
своей жажде убивать – пусть и во имя добра – она давно переступила границы
добра. Охота и убийство стали для нее спортом. Недаром Гелата некогда
предупреждала Ирку, что Сэнру стоит опасаться больше, чем Хаару или Таамаг.
Улита внимательно посмотрела на эту валькирию,
на наконечник копья, которое держал в руках ее оруженосец, тоже весьма мрачный
субъект, и – нехорошая, неотвязная мысль стала преследовать ведьму.
– Даф! – шепнула она Эссиорху.
– При чем тут Даф? – не понял
Эссиорх.
– Посмотри на копье Сэнры!
Эссиорх взглянул. Он увидел длинное копье с
наконечником из чистого льда – острого как бритва, хрупкого как стекло. С
наконечником, который, ломаясь в ране, восстанавливался вновь и так никогда и
не мог сломаться.
