Последней из валькирий в воздухе растаяла
Фу¬лона, желавшая, видно, убедиться, что никто не тронет одиночку и Буслаева.
– Мы увидимся нескоро, одиночка. Твоя
дорога пролегает в стороне от нашей. Хорошо ли, плохо ли – так было всегда. Но
впредь, очень прошу тебя, не церемонься с мраком, – сказала она и,
ободряюще улыбнувшись Ирке, исчезла, чтобы присоединиться к своей сияющей рати.
Истоптанный газон опустел. Там, где лежали
ведьмы, теперь серели лишь кучки серой земли, похожие на кротовые норы.
– Уф, мама дорогая! Наконец-то свалили! Я
думал, эта баскетбольная команда нас запинает! – выдохнул крайне довольный
Антигон.
Меф случайно посмотрел на валькирию-одиночку и
встретился с ней глазами. Взгляд ее беспокоил Мефа. На дне ее глаз был жаркий,
тревожный блеск.
– Да что с тобой такое, валькирия? То ты
сражалась спустя рукава, а теперь это? Ничего не понимаю! Я даже не знаю, как
тебя зовут! – сказал он с недоумением.
– И никогда не узнаешь! – сказала
Ирка. Эссиорх, отрезвляя, коснулся ее волос.
– Нам пора! Не надо! – сказал он
мягко.
Ирка с болью взглянула на Эссиорха.
– И что, никогда? В самом деле? –
тихо спросила она.
Эссиорх ничего не ответил.
– Да, знаю... Валькирия должна любить
всех одинаково, никого не выделяя, и не может быть счастлива в любви. Или того,
кто полюбит ее, ждет гибель... Никто из прежних знакомых валькирии не узнает
ее. Валькирия не должна открывать никому тайны. Иначе тайна защитит себя сама и
услышавший ее умрет. Так? – продолжала Ирка с болью. Она цитировала
наизусть, и слова падали, точно хрустальные шарики.
– Не буду обманывать! Есть вещи, которых
не изменить никому... А теперь едем! Будет лучше, если ты сделаешь это сейчас,
не затягивая!.. – наконец ответил Эссиорх.
Он завел мотоцикл, дал Ирке сесть сзади, и они
умчались, оставив быстро растаявшее бензиновое облако. Последним, бубня что-то
про «сумасшечкин домик» и про «без стакана не разберешь», исчез Антигон с
пунцовеющим носом.
Мефодий остался один на истоптанной земле у
старого клена. Некоторое время он простоял в задумчивости, а затем вышел на асфальтовую
дорогу и побежал по ней что было сил, точно убегая от самого себя. И если мрак
еще не расступился, то свет определенно забрезжил. Хотя бы над парком, где,
словно рассеченная золотым мечом, расступалась мгла.
